Дневник последнего духовника Оптиной пустыни

2-го июня: Троицын день

Батюшка заговорил:

— Скорби иноков последнего времени утончены, т. е. при поверхностном взгляде на них нельзя признать их скорбями. Но это лишь злохитрость врага нашего… Искушения явные, грубые и жестокие возбуждают в человеках пламенную ревность и мужество к перенесению их… Враг заменил грубые искушения слабыми, но утонченными и действующими очень сильно. Они не вызывают из сердца ревности, не возбуждают его на подвиг, но держат его в каком-то нерешенном положении, а ум в недоумении. Они томят, постепенно истощают душевные силы человека, ввергают его в уныние, в бездействие и губят, соделывая жилищем страстей по причине расслабления, бездействия и уныния.

Это выражается тем, что ожидают чего-то лучшего, говорят: вот тогда и будем поститься и молиться, когда откроют монастыри и храмы. Но Господь обещал, что если мы покаемся, будут нам прощены грехи, а о том, что мы доживем до завтрашнего дня нам не обещано.

Поэтому мы должны при всяких условиях, благоприятных неблагоприятных стараться жить по заповедям Божиим, исполнять обеты монашеские и особенно помнить слова: "Се время благоприятно, се день спасения".

Еще говорил Батюшка: "Не надо давать воли своим чувствам, надо понуждать себя обходиться приветливо и с теми, которые не нравятся."

— Не надо верить приметам. Нет никаких примет. Господь управляет нами Своим Промыслом, и я не завишу от какой-нибудь птицы или дня или еще чего-нибудь подобного. Кто верит предрассудкам, у того тяжело на душе. Наоборот, у того радость на душе, кто считает себя в зависимости только от Промысла Божия.

Когда я однажды подошла к Батюшке по каким-то делам, он между прочим сказал: "Есть сестры, которые просили назначить за старшую м. Е.", — сказал это и пристально в молчании смотрит на меня вопросительно. Я ответила:

— Да, она более опытная, это лучше; она больше была в монастыре, ей приходилось хозяйственными делами заведовать в богадельне, а я так мало была в монастыре, и не имею никакого опыта.

Пока я все это говорила, Батюшка молчал, а потом ответил:

— Нет, я не могу этого сделать, — мысль об общине ты подала, и начала это дело.

Никто больше об этом не упоминал, и я никому ничего не говорила. Я только спросила Батюшку, как мне поступать:

— Как поступала, так и поступай. Прежде всего о духовном надо заботиться.

Беспокоилась я за М. Н. — вот умру, кто будет заботиться о ней. Хотелось бы мне, чтобы она была духовной дочерью Батюшки, и он бы ее наставлял. Высказала я это свое желание Батюшке, и он ответил: "Не надейтеся на князи ваши и на сыны человеческие…" Действительно, вот Батюшки и нет в живых…

Прошел слух в Оптиной, что церковь скоро закроют и последним служащим — Батюшке Никону и о. Серафиму придется оттуда переселяться. Иногда бывали всенощные в частных кельях у служащих там сестер. На этот раз на последнюю прощальную всенощную собрались в больничной кухне, где работали сестры. После окончания работы они убрали, и поздно началась всенощная.

15 июня 1924 года

После всенощной Батюшка обернулся к нам и сказал. (См. стр. 188.).

Батюшка стал всех благословлять. Некоторые плакали о нем, а Батюшка ласково сказал:

— Вот чудесненькие, ведь я — монах, я давал обет терпеть всякое озлобление и укоризну, поношение и изгнание, и если сие сбывается, если сие терплю, то радоваться подобает, — так совершается чин пострижения на деле, и не унывать, а вы и слезы распускаете… Сказано: радоваться подобает, егда во искушения впадаете различные.

Батюшка стал собираться уходить и еще сказал: "Помню я, когда еще был Николаем, Батюшка Варсонофий сказал надо мною молитвенно такие слова: "Господи, спаси раба Твоего сего. Буди ему помощник. Защити его, когда он не будет иметь ни крова, ни приюта. Аминь."

Мы разошлись. А Батюшка через несколько дней перебрался в Козельск на квартиру, где помещался уже Оптинский монах о. Кирилл Зленко, тоже скитский. Для Батюшки там нашлась порядочная комната с передней. И для ожидающих было еще место. От нашей квартиры очень близко. Вечером приходили к Батюшке на благословение и сказать, что необходимо. Теперь уже был пост, приходили на исповедь.

Мать… сказала как-то, что ей не нравится мой наказ сестрам, чтобы сестра, кончившая чтение вечерних молитв, напоминала каждой не забыть покаяться. Батюшка тогда ничего не сказал. А потом, когда я его спросила одна, как поступать, он сказал: "Как поступала, так и поступай".

Во время причастия, поднимаясь на амвон, сделала земной поклон. Это тоже смутило м…, и она сказала Батюшке в беседе, а он на это:

— Если бы сейчас ты увидала перед собой Господа, не пала ли бы ты перед ним на колени?

Батюшка одной мне сказал:

— У тебя гордость есть. Сказали, что не все хорошо у вас, и ты заплакала. У тебя чувствительность особенная. Ничего важного не произошло, а ты считаешь, что ужасное что-то.

23 июля приехала моя племянница из Перемышля. На мой вопрос, какие ей читать книги, Батюшка сказал: