Почему все замолкают именно в такие моменты? Почему бы не продолжать говорить, бегать, прыгать, спорить, смотреть свои видосики, чатиться, играть. Но нет. Целому коридору вдруг стало дело только до одного — о чем говорят Горелов со Смирновой.
— Чего ругаемся, сладкая парочка?
Войцеховская хлопнула Леру по плечу.
— Мы не ругаемся, — прошипела Лера.
— Еще скажи, что вы не сладкая парочка.
— Отстань!
— Лера писала дневник вместо сочинения.
— Круто, а я свой дома оставила…
— И правильно! Такое нельзя таскать по всей…
— Вы какую тему выбрали? — Литвинова вышла из кабинета и остановилась рядом с ними. — Я — «Месть и великодушие». Проще всего…
— Заткнись, Ксю. Кому оно сдалось, твое сочинение. — Войцеховская вскинула рюкзак повыше.
— Девчонки, я серьезно! Это не шутки. Нужно было осторожнее.
— Мы поняли уже! — Войцеховская подмигнула. — Потопали уже. Неохота слушать, как Илона орет.
Это было очень странно. Идти по школе не одной или в хвосте за Германом, а с кем-то. Войцеховская с Литвиновой шли чуть впереди, они с Тимуром сзади, но они были вместе. Им не нужно было это обсуждать, этому не стоило удивляться. Опасность связала их крепче любой дружбы. Рядом с ними — впервые в жизни — Лере было спокойно и комфортно.
— Я сяду с тобой. Ты не против?
Тимур преградил вход в кабинет истории. Лера смогла только кивнуть, с головой ныряя в удивление… смятение… радость…
Они сели на последний ряд, за обычную Лерину парту, за Германом и Федей. Голицын заулюлюкал, но его никто не поддержал. Смеяться над Гореловым не желал никто. Донникова свернула себе шею, пялясь на них. У Тимченко в прямом смысле отвисла челюсть. На них смотрели все. Задорин, Грибанов, Донникова, Свирина, Крюкова, Ильченко, Рыжкова. Аринэ. Антон…
Антон хмурился. Он не понимал. Никто ничего не понимал. Весь класс был окутан недоумением, оно становилось гуще с каждой секундой. От него было тяжело дышать. Оно было так же реально, как дым от костра. Только два огонька светились сквозь туман. Войцеховская, второй ряд третья парта. Литвинова, первый ряд первая парта. Они не удивлялись. Им было смешно.
Звонок случился неожиданно как оплеуха. Оказалось, история может быть увлекательной, когда сидишь не одна, когда в вотсап приходят веселые сообщения, когда тебе впервые по-настоящему наплевать, что думают другие. Не потому, что ты изгой и храбришься, а потому что ты выше этого и тебе реально нет ни до кого дела.
Но со звонком пришло осознание, что следующий урок — геометрия. И что Ирина не погладит их по головке за вчерашнее вранье.
— Что мы скажем Ирине?
— Что-нибудь придумаем, — подмигнул Тимур. Лере очень хотелось спросить, собирается ли он и дальше ходить за ней как мама-курица, но она не могла заставить себя даже пошутить на эту тему. Пусть будет, что будет. Если он захочет снова сесть к Антону, она не скажет ни слова. Вот начнется геометрия, и они увидят…
— Пенал! — Лера остановилась посередине коридора. — Я забыла на истории пенал!
— Иди, мы тебя подождем, — сказал Тимур.
Он сказал «мы», но его глаза говорили «я». Лера рванула назад, кусая губы, пытаясь унять стучащее сердце.
Пенал лежал на ее парте. Она поскорее сунула его в рюкзак.
— Лера, можно тебя на пять минут?
Она узнала бы этот голос когда угодно. Ноги внезапно стал ватными, руки выпустили полузакрытый рюкзак, и он грохнулся на пол.
Антон Чернецкий наклонился, поднял рюкзак, поставил на парту.
— Держи.
— Спасибо.
Они были одни в целом классе. Сцена, которую Лера тысячу раз прокручивала в голове, вдруг стала реальностью. Она. Антон. И больше никого. Только в ее фантазиях Антон смотрел на нее иначе, не настороженно и смущенно. В ее фантазиях он не выдавливал из себя улыбку, не изображал из себя вежливого одноклассника. Он был серьезен, и нежен, и взволнован.
Как вчера Тимур.
Леру обожгло сожаление, что сейчас здесь с ней не он. Нет, этого просто не может быть. Она любит Антона всю жизнь и будет любить, несмотря ни на что. Она любит саму свою любовь к нему. Она знает все о нем. Антон — часть ее жизни, а Тимур чужак, пришел ниоткуда и уйдет в никуда, случайная карта, выпавшая в игре.
— Эээ… Лера…
— Ты о чем-то хотел поговорить? А то меня ждут.
Оказалось, что говорить с Антоном не труднее, чем с любым другим одноклассником. Это он почему-то мялся и смущался, отводил глаза, хмурился.
— Я только хотел спросить… Что вообще происходит?
— В смысле?
— С Тимом. Вы так резко задружили. И Ксю тоже…
— Может, у них и спросишь? Вы вроде друзья.
— Ну ты же видишь, какой он. Он говорит только то, что считает нужным.
Не знаю. Я вообще ничего про него не знаю.
— То есть ты не в курсе, они вместе или нет?
Так вот что ему нужно. Узнать, вместе ли Тимур и Литвинова. Ревнует? Или, наоборот, счастлив, что бывшая подружка утешилась и больше не будет камнем на его совести?
— Нет.
Разочарование Антона опустилось ему на плечи словно роскошный плащ.
— Ладно. Извини.
Он пошел к выходу, такой красивый, такой родной. Абсолютно равнодушный. Какая же она дура… О чем вообще она могла мечтать? Зачем прилепилась на столько лет к парню, которому на нее откровенно плевать?
— Антон!