Дневник. Поздние записи

Через час (для большого города время рекордное) Алекс вернулся с чашкой ароматнейшего из существующих в мире кофе в фарфоровой чашечке и тарелкой банального плова. Он уже был гладко выбрит, причесан, отглажен, идеально одет. Только синяки под глазами остались. Он поставил передо мной еду и улыбнулся, но ответа не дождался, а потому отвернулся и начал знакомиться с моими сослуживцами.

— Всем добрый день, — лучезарно улыбнулся он. — Алекс Елисеев, — он пожал руки мужчинам и поцеловал кокетливо протянутые пальчики Жанны.

Заглянувший к нам Немаляев, попробовал возмутиться присутствию посторонних, но меня отчитывать было вот совершенно бесполезно. Я его предельно внимательно выслушала и взялась за кофе. Он чертыхнулся и пообещал повесить на наш кабинет табличку: «Палата?6». Но неугомонный Алекс двинулся пожимать руку и ему. Он со свойственным ему обаянием поинтересовался о ничего не значащих вещах, а Немаляев помрачнел и поджал губы. Он взглянул на меня один раз, второй. Алекс сделал вид, что не заметил, продолжил болтать и о чем-то расспрашивать, а Немаляев вздохнул и сказал:

— Алекс, идите отсюда, тут полно конфиденциальных данных, вы как юрист должны это понимать.

— Да, знаю, — вздохнул тот и повернулся ко мне. — Карина, ешь. Я уверяю тебя, это вкусно. Инна заказывала. — Я моргнула, встретившись с ним взглядом, и действительно взяла вилку. — Я заеду за тобой к шести.

А затем он поцеловал меня в висок, попрощался до вечера и ушел.

— Обаятельный ублюдок, — выразил Слава общую мысль.

— Не то слово, — вздохнула Жанна. — Теперь понятно, что ты в нем нашла, — сообщила она мне.

Я не хотела с ней говорить, отвернулась к монитору, ни на мгновение не переставая жевать плов.

Глава 9

Утро. Звонок в дверь и тут же звук открываемого замка. Я встала с кровати, накинула короткий шелковый халат и вышла в гостиную. Там привычно стоял Алекс и рассматривал фотографии на стенке.

— Доброе утро, — поприветствовала его я.

— Тебе не кажется, что неплохо бы все-таки вставить когда-нибудь мою фотографию в пустую рамку? Или я до сих пор подлец и мерзавец? — Он провел пальцами по осколку стекла.

— Хорошо, я вставлю.

За тот месяц, что прошел после прихода Алекса ко мне на работу, он стал мне необходим, как воздух. Я больше не знала, как без него жить. Я никак не могла оправиться от смерти отца и взять под контроль собственную жизнь. Этим занимался Алекс. Он говорил мне куда идти, что надеть, что сказать… И так получилось, что за всем этим он потерял ко мне интерес. Наши отношения напоминали скорее опекунство, нежели нечто иное. Я боялась посмотреть правде в глаза и признать, что он всегда становился для меня тем, в ком я нуждалась… а на этот раз нуждалась я в отце. И получила его. Но потеряла любимого. Мне казалось, что огонек желания пропал из его глаз навсегда. Наверное, так бывает с супругами после двадцати лет совместной жизни: ты знаешь, что больше никому не надо ничего доказывать, вы итак все время вместе.

Романы он крутил на стороне. Наша «полигамия» стала темой сезона. Писаки стерли до основания карандаши, а у фотографов закончилась пленка. Алекс в компании двух девушек, Алекс в компании одной полураздетой девушки, Алекс, выходящий из подъезда девушки с красноречиво лохматой прической, но довольным видом… Алекс неизменно выходящий из лифта с Кариной Орловой в обнимку.

Большей мерзости, чем те газетные заголовки, трудно было даже вообразить.

— Завтра сорок дней по твоему папе, — напомнил Алекс, лениво оглядывая мои непричесанные волосы. Мне тут же захотелось их пригладить, потому что сам он выглядел безупречно. И того же требовал от меня.

— Я помню, — сухо ответила я. Алекс поджал губы, будто ему мой ответ не понравился, однако вслух недовольство не высказал.

— Пойдем собираться.

Алекс взял расческу и стал меня причесывать собственноручно, тогда как я наработанными годами движениями наносила на лицо макияж. Говорят, что нельзя позволять мужчине видеть процесс преображения, может быть, мне стоило выгнать его, оставить запертым место, где не существует никого, кроме меня, но я этого не делала. То ли в отместку, то ли в доказательство, что все это не имеет значения. Он любил накрашенных и ухоженных женщин. В первое время моего оживления он занимался в основном моим внешним видом. Какой ужас. Но ему все удалось блестяще. Я выглядела, скорее всего, даже лучше чем до своей личной трагедии.

Алекс поставил передо мной коробочку. Аквамариновые серьги, простые, безыскусные, но восхитительные именно этим. Он снова начал дарить мне подарки, казалось, для него это что-то значило.

— Они изумительны, — я встала со стульчика около трюмо и обняла Алекса. Его руки скользнули по моей талии, и через мгновение я снова сидела на стульчике и убирала волосы так, чтобы чуть приоткрыть уши. В моем шкафу, еще с австралийских времен заполненном шарфиками, я запросто нашла шейный платок точь в точь под цвет серег. Синие джинсы, кофта цвета фукси, желтые ковбойские сапоги. В лифте Алекс внимательно изучал мой внешний вид.

— Ты красивая, — изрек вердикт Алекс.