Я сразу заметила, что моя в целом физически сильная дочь, при усаживании за учебные занятия сразу принимает позу «растекающейся амебы». Вялость и медленное, но неуклонное сползание со стула, были постоянными спутниками учебного процесса. А о каком внимании можно говорить, когда моя дочь чуть ли не лежит в компьютерном кресле за столом! Вялость и сползание были тотальными: сидела ли моя дочь на кресле и писала за столом, сидела ли моя дочь на кровати и читала. Практически все, что делала или собиралась делать моя дочь из учебных дел, через несколько минут превращалось в «кисель». Мышцы становились вялыми и чересчур расслабленными, позвоночник уже был не из костей, а из мягкого парафина, голова безвольно падала на грудь, горло и сердце зажимались, ноги и руки становились ватными.
Совершенно по-другому моя дочь сидела, когда вышивала, вязала или когда мы вместе с ней собирали пазлы. Это была поза усердия и сосредоточенности. Мы могли собирать пазлы три часа к ряду и ни разу не отвлечься. Разительная перемена телесной позы для творчества и для учебных занятий навела меня на мысль, что пока мы не изменим позу, занятия по развитию способностей будут идти впустую. Поэтому я решила начать с позы и пока не обращать внимание на то, как пишет, читает, решает задачи моя дочь. Главное, чтобы она научилась сидеть «достойно».
Твой стол
Ребенок из детского дома не умеет делать уроки за столом. Он обычно либо не делает их вовсе, потому что ему и так поставят «трояк», либо делает их, где придется. Моя дочь первые месяцы привыкала делать мои задания за столом. Каждый день я входила в комнату, видела, как скрючившись на кровати или на полу она пыталась что-то писать, я строго брала свою дочь за руку и буквально перетаскивала ее с тетрадью за стол. С этого началась моя битва с вялостью. Это было похоже на игру с «Ванькой-встанькой». После того, как нам удалось включить стол в свою учебную жизнь, я стояла, как оловянный солдатик рядом с обычным креслом для письменного стола, на котором сидела моя дочь и при первых попытках «сползания» я поднимала и усаживала ее обратно.
Все мои действия сначала казались мне самой очень искусственными и я не была уверена в их эффективности. Однако я вспомнила спор между Станиславским и Мейерхольдом. Мейерхольд разрабатывал такую систему актерского мастерства, при которой правильно принятая поза актера приводит в соответствие его эмоциональное состояние. Например, если актер примет позу печали, то ему обязательно станет действительно печально. Станиславский же наоборот выстраивал свою систему из внутреннего состояния актера, а не из его внешнего самоопределения. Поскольку я не могла повлиять на внутреннее состояние своей дочери, а внимательной и усердной сама по себе она не станет, то я сконцентрировалась на внешней позе моей дочери, доверившись Мейерхольду. Мы экспериментировали, в какой позе моей дочери удастся написать более грамотно задание. Мы поднимали ноги, мы поджимали ноги, мы ставили их на табурет, мы снимали их с табурета и они висели произвольно. Мы экспериментировали с высотой кресла: моей дочери нравилось его регулировать. Так или иначе, но манипуляции с креслом сделали свое дело и через нескольких месяцев ежедневных усилий, моя дочь садилась без напоминаний за свой стол делать мои задания в одной из разработанных нами поз внимания.
Моя рука на ее макушке
Хуже обстояло дело с чтением. В первые месяцы каждый вечер я читала своей дочери сказки. Она с удовольствием слушала их. Сама она любила только рассматривать картинки и прочитать хотя бы маленький отрывок интересного и познавательного текста, например, из детской энциклопедии, наотрез отказывалась. Дочери было почти 12 лет и мы безнадежно отставали в развитии из-за того, что дочь моя не умела читать. Но она не просто не умела читать. Она имела ярко выраженную негативную реакцию на чтение. Она сначала скулила, потом начинала отнекиваться «Не буду, не хочу, не интересно!», а затем уползала под одеяло, стол и там рыдала.