Дневник призывателя

– Доживу, – холодная улыбка. Но она тут же спала. А сам ли мой друг отошел в мир иной? Или наши знакомцы помогли? Хотя… Он же гораздо раньше отказался от нашего дела. Сразу же после снимка. Да, порой ходил со мной, но там ничего такого страшного не было. Все тихо и мирно. А на снимке нас все же не восемь, а девять. Тот и тогда был с нами. Именно поэтому я еще продолжал заниматься ремеслом. Искал. Надеялся. Он раньше всегда меня находил, а теперь я должен отыскать его. Думал, ждал, хватался за каждую ниточку.

Тщетно. Ничего так и не нашел. В итоге сдался и забросил. Теперь и вспоминать как-то неприятно, будто я его бросил. Снимки и то запрятал в самую глубь. А тут вот. Напомнили.

Но все же что-то не дает мне покоя. Что-то важное. И кажется, что вот оно, близко! Нужно только протянуть руку…

– Доживу, – повторил вновь, закрывая дверь. Рано мне еще на вечный покой. Рано. Мне нужно сначала найти ответ.

Прижался лбом к двери, опустив руку на ключ. Два оборота. Щелчок. На пороге насыпал соль из висящего на ключнице красного мешочка. Мало уже осталось. Надо будет сделать еще каленой соли. Или приобрести. Хотя… Он еще делает? Давно не заглядывал в его лавку. Хмыкнул, размашисто перекрестив дверь. Что-то меняется, а что-то вечно. И дело тут вовсе не в вере, а может и именно в ней.

Прислушался. Вот парнишка спустился, открыл входную дверь, запустил пса… Он дома. С ним все хорошо. Пока не интересуешься бездной, она не глядит на тебя. А Марта не даст ему часто захаживать ко мне. Эта женщина меня не особо жалует.

Я выдохнул и вошел в комнату, в свою спальню. Оглядел кровать, зашторенное окно, стол, африканские маски, картину с пасторальным пейзажем, журавля, написанного Роу на рисовой бумаге, арбалет, статуэтки… Не комната, а филиал музея. Ну и ноутбук, да, на тумбочке. Куда же без него? Все родное, свое. Дорого и грустно.

Сел за массивный письменный стол и невольно потянулся к нижнему ящику. Тут же одернул себя. Нет-нет. Только не снова. Я же не хочу возвращаться? Я обещал. И не один раз. Сколько? Сколько я клялся, что завязал?! Охотников больше не существует. Но я? Я есть. Возможно, что только я. С того снимка уже сколько минуло? Тридцать? Сорок? Я потерялся в годах. Забыл. Для меня все было вчера. Наверное, я слишком часто расплачивался временем, будущем, счастьем и… Дорогими мне людьми. Мне нет семидесяти, а выгляжу на все сто. И это не комплимент, ох уж…

Я ведь влачу сейчас никчемное существование. Я сам все уничтожил.

На меня ехидно смотрит лисья маска. В большом стеклянном шаре застыла балерина в красном платье. Она чем-то похожа на мою милую. Только она больше любила белые вещи. Так что платье балерины мне кажется запачканным кровью. Как и мои руки.

Я не хочу возвращаться. Не хочу начинать все опять. Так что нет. Хватит, Сашенька.

Хотя все же… Да. Да, черт возьми! Я скучаю! Скучаю по делу. Скучаю по друзьям, по своим чувствам. Или просто не знаю, как жить иначе. Без той тошноты, страха и власти. Без упоения и без азарта. Без адреналина. Разве можно так жить? В сером мире. Видеть и ничего не делать, знать и уговаривать себя быть как все?

Я закусил губу и резко выдвинул ящик. Мой чемоданчик лежал нетронутым. Да и кто бы посмел? Редкие гости не ступают в мою спальню. Делать им тут нечего. Это только мое место. Только для меня. И для той, что больше никогда не придет.

Выудил чемоданчик на свет, почувствовав колоссальное возбуждение, как только мои сухие пальцы коснулись приятной мягкой кожи, тугих ремешков с металлическими зажимами и выжженных символов. Меня накрыла волна дурманящего запаха трав и крови. Так пахнет моя любимая и ненавистная работа. А еще порохом и огнем.

Расстегнул. Руки дрожат, во рту пустыня. Нервно сглотнул, отгоняя подступившую тошноту. Как же давно я не брал его в руки.

– Я имею полное право, – сказал для себя. А может для тех, что уже поджидают в тени. Их никто не звал, но они и не нуждаются в приглашении. – Полное право.

Ничто не должно оставаться безнаказанным. Так меня научили. Тот человек. Тот самый, кого я ищу.

Кажется, что за окнами стало темнее. Они подобрались ближе. Их руки уперлись в стекла.

Пробежался взглядом по разномастным ключам, кинжалу с посеребрённой кромкой, револьверу, склянкам с эликсирами, гримуару, перевязанному бечевкой… Столько всего. Моя маленькая коллекция. Остальное в лаборатории. Правда, я там давно не был. С того фото ни разу. Боялся оживлять призраков минувших дней. Не хотел быть там один. Одному все равно не так. Одному там слишком тошно.

Коснулся стопки карт таро, перевязанной бечевкой. Ручная работа – все отрисовывал Янри тонкой кистью, наносил позолоту, заполнял тушью. Развязал. С каждой карты на меня смотрит демон. Там есть почти все, кроме одного. Свою карту он у меня забрал – она ему нравилась. На ней он был прекрасным, похожим на человека. И эти его желтые очки в сочетании с дорогим костюмом… Демон, как есть.

Вообще демонами греки называли божеств, Сократ именовал совесть. Оной у меня нет.