Дневник путешествия Ибрахим-бека

Особенный гнев автора вызывают те действия правителей, которыми облегчается и ускоряется экономическое порабощение страны более могущественными капиталистическими государствами. Зайн ал-Абидин разоблачает кабальный характер иностранных займов, раскрывая читателю тайны исчезновения миллионов русских рублей и сотен тысяч английских фунтов стерлингов. Во второй части романа есть такой эпизод. Новый министр, объявив все иностранные займы позором для Ирана, отказывается от займа, предложенного Англией. В тот же день придворные, которые жили на английские фунты, стали твердить шаху о «вредной» деятельности нового министра. Для достоверности они привлекли даже мулл и улемов, чтобы те поклялись на Коране. В это время англичане под предлогом получения причитавшихся им долгов по займам высадились в Бушире, и новый заем вопреки интересам народа был навязан правительству. Автор хорошо показывает, куда идут средства, полученные взаймы у европейских государств. «Этот заем был взят для определенных целей, но ни одна из них не была осуществлена. Сначала хотели построить Ахвазскую плотину — забыли. Потом хотели учредить государственный банк — перенесли на будущее. Хотели произвести реформу армии — запамятовали. Думали навести порядок в стране — совсем из головы вылетело. А министр и его тайные друзья разделили деньги между собой, и о займе каждый говорит по-своему».[253]

Зайн ал-Абидин не щадит и купцов, деятельность которых не только не направляется интересами развития отечественной торговли, а наоборот, способствует разграблению страны иностранцами. Он называет таких купцов «подручными европейцев и врагами родины»: они продают за бесценок народное добро, а взамен сбывают своим несведущим соотечественникам негодные и фальшивые европейские товары и тем самым позволяют иностранцам набивать свои карманы иранским золотом.

С большой теплотой отзывается Зайн ал-Абидин о крестьянах, повстречавшихся Ибрахим-беку по дороге из Казвина в Ардебиль. Эти простые люди восхищают его гостеприимством и чистосердечностью. И глубокая печаль овладевает автором при знакомстве с их нищенским положением и вечно голодной жизнью. «Эти бедняги вынуждены круглый день работать, а потом бегать от лавки к лавке в поисках пропитания, чтобы вечером, раздобыв хотя бы полмана хлеба, накормить семью. Даже в самые урожайные и плодородные годы им с трудом достается и этот скудный хлеб» (стр. 186).

Здесь же автор со всей силой обрушивается на помещиков, «которые в жестокости превосходят воинов Чингиз-хана, ссыпают и прячут тайком свое зерно по амбарам и не знают милосердия к своим погибающим от голода согражданам» (стр. 187).

Более сложно отношение Зайн ал-Абидина к одному из самых паразитических сословий иранского феодального общества — духовенству.

Автор «Путешествия Ибрахим-бека» подвергает представителей этого сословия резкой критике, бичует их корыстолюбие и продажность. «Раузе-ханы неграмотны, — пишет он во второй части романа, — муллы глупы и необразованы. Если ты не поверишь тому, что они скажут, тебя сразу же назовут неверным. Если ты дашь им денег, они станут защищать тебя вопреки велениям бога».[254] Почти все фигурирующие в романе лица духовного звания — это люди бесчестные, погрязшие во лжи и пороках, направляющие все свои дела и помыслы к наживе.

И все же Зайн ал-Абидин весьма почтителен к самому сословию служителей ислама. Более того, он не только не подвергает сомнению необходимость существования духовенства вообще, но не представляет себе общества, в котором ему не отводилась бы важная, даже почетная роль. Достаточно указать на полное одобрение в романе пространных рассуждений «почтенного человека», обосновывающих реакционную идею о сословии улемов как «животворящей крови», без которой не может существовать общественный организм (см. стр. 93).

Правда, в тогдашних условиях немалой смелостью со стороны Зайн ал-Абидина было уже то, что в романе он высказался против вмешательства духовенства в государственные дела, даже за некоторое ограничение прерогатив духовного суда. «Поле деятельности... улемов, — провозглашает автор, — мечети и кафедры, совершение молитв и проповедей» (стр. 91). Но то, что именно такую деятельность Зайн ал-Абидин считал совершенно необходимой и в связи с этим оправдывал существование мусульманского духовенства — реакционнейшей силы, органически сросшейся с феодальным государством, — составляло слабость писателя-просветителя.

Вопрос об отношении Зайн ал-Абидина к духовенству — часть более широкого вопроса: об его отношении к религии. И здесь ограниченность, непоследовательность просветительской позиции Зайн ал-Абидина проявляется с еще большей силой.