Моя жена, отлично выполнявшая свои обязанности, как и вообще обязанности, приличествующие женской натуре, бывшая мне верным другом, приятным собеседником и преданной сиделкой, могла также порой угадать потребности увечного мужа, а то и действовать вместо него: она еще раньше приметила, сколь неумеренна миссис Хамфриз в своей опрятности, и защитилась от ее вредных последствий. Она нашла, хоть и не под той же кровлей, очень уютное помещение, принадлежащее мистеру Хамфризу и в тот день избежавшее швабры, поскольку жена его была уверена, что господа туда и не заглянут.
Это был сухой и теплый сарай с дубовым полом, с двух сторон обложенный пшеничной соломой и с одного конца открытый на зеленое поле и прекрасный вид. Здесь-то, ни минуты не колеблясь, она и велела накрыть на стол, и чуть не бегом явилась спасать меня от худших водяных опасностей, чем банальные опасности моря.
Миссис Хамфриз, не в силах поверить своим ушам или лакею, огласившему столь невероятное решение, шла следом за моей женой и спрашивала, правда ли та распорядилась накрывать к обеду в сарае; жена отвечала утвердительно, на что миссис Хамфриз заявила, что не собирается ей перечить, но это, кажется, первый раз в истории знать предпочла дому сарай. Одновременно она выразила явные признаки презрения и снова стала оплакивать работу, которую проделала зря, потому что не знала сумасбродных вкусов своих гостей.
Наконец мы расположились в одном из приятнейших уголков нашего королевства, и перед нами поставили наши бобы и бекон, в которых не было ни одного недостатка, кроме количества. Этот же недостаток был, однако, так прискорбен, что, даже уничтожив всю миску, мы не утолили голода. Мы с нетерпением ожидали второго блюда, что объяснялось не гурманством, а нуждой. Это был бараний бок, добыть который было поручено миссис Хамфриз; но когда, наскучив ждать, мы приказали нашим слугам _поискать чего-нибудь еще_, нам ответили, что больше ничего нет; и миссис Хамфриз, будучи вызвана, объяснила, что никакой баранины в Райде не достать. Когда я подивился, как это в городе, так выигрышно расположенном, нет мясника, она сказала, что мясник есть, и очень хороший, и всякую скотину он бьет в сезон: коров два или три раза в год, а овец весь год без перерыва; но как сейчас сезон для бобов и гороха, он скотину не бьет, потому что знает, что ее не продать. Сообщить нам об этом она не сочла нужным, как и о том, что в доме рядом живет рыбак и сейчас у него вдоволь камбалы, мерланов и омаров, о каких в Лондоне только мечтать можно. Это признание вырвалось у нее нечаянно, но нам помогло закончить самый приятный, самый вкусный и веселый обед, где ели с лучшим аппетитом, ощущали больше настоящего, основательного роскошества и праздничного подъема, чем когда-либо было видано у Уайта.
Читателя может удивить, что миссис Хамфриз так плохо заботилась о своих гостях, ведь может показаться, что она упускала из виду и собственный интерес, но это было не так: она, как только мы явились, обложила нас подушным налогом и решила, за какой выкуп освободить нас из своего дома; и чем меньше она допускала, чтобы кто-то участвовал в этом поборе, тем вернее он весь поступал в ее карман, и лучше получать за один шиллинг двенадцать, чем десять пенсов, а десять она и получала бы, если бы снабжала нас и рыбой, к примеру.
И вот мы очень приятно закончили день, благодаря хорошим аппетитам и хорошему расположению духа - двум здоровым кормильцам, что с удовольствием уничтожают любую еду, какую им ни предложи; тогда как без них вся парадность Сент-Джеймса, все артишоки, пироги или ортолан, оленина, черепахи или фруктовый салат, может, и пощекочут горло, но не наполнят сердца счастьем и не придадут чертам веселости.
Так как ветер дул все по-прежнему, жена предложила мне и ночевать на берегу. Я легко согласился, хотя то было нарушение парламентского акта, гласящего, что лица, часто меняющие местожительства и ночующие на постоялых дворах, - мошенники и бродяги, и это после того, как мы так старательно способствовали принятию этого закона и его вступлению в силу.
Жена моя обследовала дом и доложила, что имеется комната с двумя кроватями, и было решено, что они с Харриет займут одну, а я другую. Еще она простодушно добавила, рекомендуя эту комнату человеку, так долго просидевшему в каюте, на которую комната была очень похожа: от возраста она накренилась набок, и казалось, вот-вот зачерпнет воды.