Дневник Распутина

Это было после летняго Миколы. Подвел меня Митя⁷⁸.

Мне на Митей не везет. Митя – святой плясун⁷⁹, тогда, у Гермогена, меня чуть не искалечил, как схватил за… так чуть не изуродовал. Даром, что плясун, а в ем сила большая. Пальцы, что грабли, хватил это он меня, апосля ежели не Бадьма, так калекой бы остался.

А теперь этот Митя Руб [инштейн]… Голова у него здоровая, мозговитый парень, только рискуя большой – лезет в огонь, не глядя, а сам смеется: «Моряку, – говорит, – по морю плыть, так погоды не бояться». Вот.

Приехали это – Митя, Алексеев⁸⁰, еще шлюху привезли свою, вина корзину, все такое… Поехали на Дворянскую, к этой Цезаревой⁸¹. Пьянство большое было, а я смерть не люблю эту Дворянскую улицу: там человека, как соринку, подметут, никто не услышит и не увидит.

Митя все насчет Антония⁸² ворчит, уж очень ему Питирима⁸³ нужно устроить, а [та]м пока туго.

Питие шло большое, пляска. Вдруг вбегает Соничка⁸⁴ и говорит: «Скорее прячьте Г. Е… и какие-то двое с левольвертами и все такое…»

Я уж не дослушал, кинулся к двери: без шапки пустился. Как добежал до угла, не знаю. Сел в пролетку. А их трое за ними. Только на Невском дух перевел.

Приехал домой, нахлобучил Ком[иссаро]ва⁸⁵.

«Что ж, – говорю, – сукин сын, морды набью. Где ж твои собаки? Почему их нет, когда надо?»

А он тако слово кинул: «Не моя вина, ежели Д[митрий] Л[ьвович]⁸⁶ их отослал. Сказал, что ты распорядился, что им быть в Вилле Родэ».

Никак не могу понять, для чего Мите надо было такую муру затевать.

Одначе решил ничего ему не говорить… Сказал Аннушке, чтобы она через внутреннюю охрану, там моих десять человек имеется, полное расследование повели. Что, как и почему.

Написал Папе

Третий день Мама в слезах измывается. Большая обида вышла через Н. П.⁸⁷

Сказывала Аннушка, что Мама чегой-то боится со мной встретиться. Ничего не понимаю.

Велел Аннушке проследить.

Оказалось, от Папы ей тайное послание было, в коем он пишет, что ежели не будет мне – Григорию – конца положено, то он – Папа – боле домой не вернется и свои меры примет.

Такое строгое письмо он еще впервые пишет. Не иначе, как Старуха⁸⁸ науськала.

А Папа, известно, скажет – что в лужу перднет.

От этих его слов с Мамой такой припадок случился, что два часа в бесчувствии лежала. Два раза Аннушка мой платок клала на лоб: действия никакого. Только как в третий раз положили – очнулась и велела Аннушке мне обо всем рассказать и еще велела мне в тайности ее повидать у Знаменья, потому у Аннушки не можно. Там столько глаз, что ничего не скроешь.

А узнал обо всем, послал я Папе телеграмму: «Над твоим домом вороны каркают, гром гремит. Большой ливень, были слезы. Но не будет гроба, ибо родится радость великая. Молись Богу, я за тебя молюсь. Рожь будет колоситься, будет сочный колос».

Мама решилась

Это было после Покрова⁸⁹, отовсюду вести плачевные. А папа как бык уперся: «Не буду кончать войны до победного конца».

А я сказал Маме, что победный конец может корону с головы сорвать, а посему надо спасаться. А спасение у нас под рукой.

От принца Ген.⁹⁰ такие есть вести, что ежели временно оттянуть западный фронт… и принять ту распланировку, кою он прислал… то получится така штуковина, что либо в огонь, либо в воду, и тогда Папа, не дожидая крикунов из Сумасшедшего дома на Таврической, должон будет согласиться на перемирие.

А этим перемирием ужо воспользоваться надо.

Мама распланировку к себе затребовала.

С ей, окромя старика, еще двое всю ночь просидели.

Наутро был у Аннушки. Пришла Мама. Мертвой краше.

Опустилась передо мною на колени и сказала: «Я решилась».

Потом было много слез. Она все как в огне лопотала, а что ежели Папа в гневе окажется. Видя такое ее положение, я ей велел сию бумагу задержать. Случилось такое, что я велел сие решение уничтожить, а почему, сие должно объяснить…

Когда я ехал к Маме, то ни живой, ни мертвый ворвался ко мне Комис[саров] и сказал, что только что арестована в Царском Селе большая компания немецких шпионов и что будто там найдены съемки западного фронта…

Узнав сие, велел сие решение отменить⁹¹.

Тетрадь пятая

Князь Анд[ронико]в

Есть такие люди, что он тебе целует, а ты, как от укуса, отворачиваешься. Глядит – глазами колет, подойдет – волос дыбом.

Таков наш князюшка Михаило⁹². Уж до чего поганый, а без него не обойтиться. Он будто от всех веревочек – кончики в кулаке держит. Всюду вхож.

Мама его считает злым, поганым, змеей. И все говорит надо его с корнем вон… А только я ей сказал, что пока что его трогать нельзя.

Помню я эту гадюку, когда я с ним вместе у Горемыки⁹³ был.

Мама сказала мне: «Надо чтоб тебя Горемыка повидал».

А чего хочет Мама – то Божье дело.

А Горемыка, как бес от ладана, от меня морду воротит. Знает старый бес, что ежели в Думе прознают, что он со мной в свиданиях, так его живьем съедят. А он все пыжится: я, да я ничего не знаю, с Распутиным никаких делов не имею…

А еще я узнал, что старый чорт какие-то следы заметает, все будто с Гучковым шушукается.

Ну и порешил. Повидать его и на чистую воду вывести.