Дневник разведчицы

К Саше (на смену Петярикову) подбежала Томка Красавина. Вокруг пули — дзинь, дзинь, а ей вроде и не страшно. «Всюду раненые… с кого же начать?» — говорит она и вот уже бежит по открытой поляне. Никто не успевает ее остановить. Томка падает на том самом месте, где только что лежал Петяриков. Убита?.. Она медленно поднимается. «Ложись! Ложись!» — закричали ребята, а Томка все стоит на коленях посредине поляны, виновато улыбаясь. Рука повисла. На гимнастерке у плеча расползается багровое пятно.

Наступление захлебнулось. Надо отходить, а связь с пехотой прервана, и судьба стрелкового батальона неизвестна. Командир полка приказывает капитану Печенежскому немедленно послать автоматчиков в батальон. Добровольцев много. Кого пошлет Печенежский? У каждого бойца есть семья, мать, а по мне плакать некому — поползу-ка я. У меня созрел план: недалеко канава. По ней можно добраться вплоть до деревни Дорохи. Ребята ползут за мной, требуют, чтобы я вернулась. Тогда я рванулась с места и бежала до тех пор, пока они от меня не отстали. Добежала до канавы, залегла под бруствер. Свистят со всех сторон пули. Через бруствер перекатываюсь в грязную, вонючую жижу оросительного канала. Теперь пули не страшны. Высокий бруствер закрывает меня от снайперов и пулеметчиков. Я крепко подоткнула полы шинели за пояс и пошла по грудь в воде. Пули тонко свистят над головой. Кажется, что ты одна в целом мире. Грязь облепила, сковывает, не дает идти. Пот льет ручьем. И вот, когда я уже почти выбилась из сил, прямо надо мной раздался тихий оклик: «Стой! Кто здесь?» Над бруствером ствол станкового пулемета. Штыки преградили путь. «Товарищи, мне нужен ваш комбат!» — обрадовалась я, но голос пропищал так жалобно, что самой стало неловко. «Иди дальше, да тише. Здесь фриц рядом».

Через некоторое время услыхала новый окрик: «Кто там барахтается? Не двигайся! С ума сошла?» Это был комбат Белошицкий. Он лежал за станковым пулеметом, а рядом с ним зам. командира полка по строевой майор Парилов, старший лейтенант Митин, а в стороне раненый радист с разбитой рацией. Я передала приказ подполковника Озерского, чтобы батальон немедленно начал отход. Но уходить невозможно: местность открытая, вся простреливается противником.

— Идите обратно и как можно скорее! — приказал майор Парилов. — Передайте Озерскому: отход начнем, как стемнеет. Пусть артиллерия даст вон по той группе сосен, видите? Там снайперы и пулеметчики, они житья не дают, а мы боеприпасы бережем на случай контратаки противника… Действуйте!

Вылезла я из канавы и поползла по-пластунски. Лучше пуля, чем вонючая жижа. Всюду под кустами лежали бойцы. Среди них раненые и убитые. «Пить! Пить!» — стонал один раненый. «Сестра, сестрица! — просит другой. — А, подлюга, своего ищешь!» Я поползла к нему.

«Не двигайся, не двигайся! — закричали бойцы. — Здесь фриц не шутит». И действительно, тут же засвистели пули.

Я поползла дальше. И доползла! КП полка к этому времени перевели на ближайшую высоту, откуда хорошо просматривалась вся оборона противника. Ранен командир полка Озерский. Я передала просьбу майора Парилова и комбата Белошицкого. Артиллеристы сделали точный налет по указанному ориентиру — группе сосен.

Подразделения 1350 полка (правый наш сосед) предприняли новую попытку вышибить противника с опорного рубежа. Рядом стереотруба. Артиллеристы дают мне взглянуть в нее. Я вижу (как в кино): бойцы ползут к пулеметным точкам противника. Вот трое бойцов почти вплотную подползли к пулемету, но немцы бросают гранаты. За ними ползут другие бойцы, поднимаются, бросаются вперед… и падают.

Артиллеристы дали по немцам семь снарядов, и все. Отдувайся одна пехота.

…Начался отход наших батальонов.

Я промокла до костей, одежда от грязи заскорузла. Дрожу от холода. Добралась до землянок. Но наша землянка не оборудована, в ней нет даже печки. Костра же на улице разжечь нельзя. Комроты посылает меня в землянку к артиллеристам. Там тепло. Артиллеристы прямо-таки растрогали меня своей заботой.

Расположились они на высоте, в том самом комфортабельном подземном особняке. Нашли баки, нагрели воды и в ванной комнате «создали все условия». Выкупалась на славу. Наш ротный старшина принес сухое белье и шинель. Остальное я выстирала и повесила около горячей голландской печки. Артиллеристы накормили меня щами и предоставили топчан в углу, за печкой. Сейчас я в свитре, лыжных брюках, сижу за столом у гасика. Уже четыре утра. Все спят, а мне никак не заснуть. Перед глазами Томка Красавина с виноватой детской улыбкой и алым пятном на плече. Я ее больше никогда не увижу.

Сейчас, когда я записала обо всем происшедшем, мне стало как будто легче. Напишу несколько писем и постараюсь уснуть.

13-е октября.

Наше наступление пока приостановилось. Ранены Белошицкий и Борисов. Говорят, что Петяриков и Томка живы, а Гарбузов в очень тяжелом состоянии — полостное ранение разрывной.

Стрелковые батальоны заняли оборону, а мы опять наблюдаем. Ползаем через оросительные каналы к немецкой проволоке и оттуда наблюдаем.

14-е октября.