Дневник революции. Пятикнижие

Прозрачные стены камер создавали иллюзию, будто мы все просто собрались в одной комнате. От одной только мысли мне становилось противно. Все эти люди были причастны к событиям, которые разрушили тысячи судеб. Они поддерживали «ЕО», а значит, и всю их политику. Многого теперь уже не вернуть. Святыни уничтожены. Невозможно вернуть ни разрушенных планет, ни утерянных жизней. То, каким теперь был мир, было результатом борьбы – «Единого Ока» против жрецов и правителей федераций, контрабандистов против режима, людей против людей.

Поначалу все молча рассматривали друг друга. Первым заговорил Нэм.

– Нисколько не удивлен, что ты здесь.

– Она с самого начала была преступницей, – подхватил Орм. – Я раскусил ее еще с первой нашей встречи, помнишь, Хьярти? – он ударил кулаком по прозрачной стене своей камеры.

Но Хьярти не торопился отвечать.

– Помнится, – вступила я в диалог, – Хьярти тебе тогда задал хорошую взбучку!

Орм взревел от ярости, а губ Хьярти коснулась едва уловимая улыбка. Он бросил на меня острый взгляд.

– Если бы твои способности были более выдающимися, – вдруг заговорила госпожа Анаконда, обращаясь к Орму, – как у этих двоих, – она указала в сторону меня и Хьярти, – то, вероятно, мы бы сейчас здесь не сидели!

Рерик рассмеялся сдавленным смехом. Нэм невозмутимо продолжал.

– Меня забавляет ностальгия по временам вашей совместной службы «Единому Оку», но мне довелось узнать Сольвейг, когда она уже была признана дезертиром, – он впился в меня уничижительным взглядом.

– Ты говоришь о тех временах, когда мечтал сбежать с планеты Лагуз? – уточнила я. – Неужели ты нисколько не благодарен за то, что я тогда помогла тебе в исполнении твоей мечты?

– Ты все разрушила, – Нэм отвернулся на мгновение, а потом добавил: – Ты ведь для всех чужая. Посмотри, – он театрально развел руки в стороны, – для «Единого Ока» ты предатель, для контрабандистов ты предатель… – последовала многообещающая пауза. – Все мы, собранные здесь как заключенные, боролись за свои идеалы, боролись против невежественной оппозиции, которая теперь, не без твоего участия, захватила власть. Ты повинна в уничтожении империи, обладавшей технологиями, о которых мы не могли и мечтать, а закон… Всегда найдутся несогласные, но, отвергая его, мы погружаем мир во тьму! – Нэм уже переходил на крик. – А что есть закон для этих анархистов?! Они все преступники. Десятилетиями существующие за счет того, что наживались на затуманенных умах простых людей. Пропаганда против «ЕО» в последнее десятилетие достигла ужасающих масштабов. Под ее влияние даже я имел неосторожность попасть, в чем потом горько раскаялся…

Нэм замолчал, обессилев. Это был крик души. Он действительно верил в то, что говорил. Возможно, впервые я видела его таким настоящим. Я смотрела на него, не испытывая никаких отрицательных чувств. Да и вообще никаких чувств. Мне казалось, будто бы мы существуем в параллельных мирах, с разными законами, принципами и природными силами.

– Я испытала это чувство разочарования однажды и не могу освободиться от него до сих пор, – певучим голосом произнесла госпожа Анаконда. – Когда мой супруг Асбьёрн… – она замолчала, но лишь на секунду. Решительно взглянув на Рерика, она сказала: – Когда он предал себя, все, чем жил раньше. И нас с тобой, сын мой.

Рерик, похоже давно привыкший к таким формулировкам, был не слишком впечатлен откровенной речью матери.

– Теперь капитан Асбьёрн – а уже, наверное, правильнее сказать главнокомандующий Асбьёрн – возглавит всю систему Сапей по обе стороны Великого Солнца. Это не удалось даже «Единому Оку», – заметила я. – Быть может, вы недооценивали своего мужа?

Госпожа Анаконда впилась в меня своими змеиными глазами, готовая атаковать, но отвечать ничего не стала. Рерик внимательно наблюдал за ней. Мне показалось, что в его сердце закралось сомнение относительно взглядов матери.

Снаружи доносились крики и выстрелы. Что-то происходило, но что – нам было неведомо. Я молилась, чтобы Аск остался жив. В Вигмане Адальберте я была уверена. Нам оставалось только ждать. Пыла у всех присутствующих в этой тюрьме поубавилось. Несколько часов мы пребывали в молчании, и только взрывы извне нарушали застывшую в воздухе тишину.

– Что ты намерена делать теперь? – обратился ко мне Хьярти.

Я повернулась в его сторону, и мы встретились глазами.

– Полагаю, то же, что и ты, – пожинать плоды своего выбора и прошлых решений.

– Ты ненавидишь меня? – вдруг спросил он.

Остальным не было слышно его вопроса. Он остался между наших душ. Я, не сводя с него глаз, с минуту размышляла над ответом.

– Я не понимаю тебя… – сказала я наконец. – Ты спасал меня, был заодно со мной и Вигманом Адальбертом. Когда стало известно, что ты не уничтожил лабораторию, мне было сложно в это поверить. Но то, что ты предал Вигмана, отдал его на растерзание Иггу Манне…

– Ты вряд ли поверишь мне, если я скажу, что не знал, что Иггу Манне нужен был он, а не ты… – Хьярти опустил голову. – Да и какое это имеет значение теперь…

– Спасибо, что спас его…