Дневник режиссера. Комедии. Гайдай, Рязанов, Быков, Чулюкин, Серый, Фетин, Коренев, Оганесян

Этот фильм появился на свет благодаря чистой случайности. А именно — из-за денежного долга. После постановки Сергеем Бондарчуком фильма «Ватерлоо» (1970) за фирмой «Dino de Laurentiis» остался большой денежный долг, который итальянцы не торопились отдавать. Они говорили, что банк уже закрыл счета «Ватерлоо», и для того, чтобы вернуть долг, им нужно затеять новую совместную постановку с «Мосфильмом». Советская сторона была не против такого поворота событий и поинтересовалась только об одном — фильм какого жанра устроит итальянцев. Те ответили: что-нибудь попроще, например, комедия. «Мосфильм» эту идею поддержал. Постановку совместной комедии было решено доверить Эльдару Рязанову и его постоянному автору сценаристу Эмилю Брагинскому, поскольку ими еще в конце 60-х была написана веселая пьеса про итальянцев «Спагетти по-русски». Им и решили доверить эту постановку. Правда, Рязанов согласился на это не сразу. Чтобы понять его позицию, следует, видимо, вкратце обрисовать ситуацию, царившую тогда в советской кинематографии.

Дело в том, что в то время в жанре комедии господствовали три мэтра: сам Эльдар Рязанов, Георгий Данелия и Леонид Гайдай. Двое первых среди специалистов считались режиссерами серьезными (их еще называли «любимцами интеллигенции»), а Гайдай носил звание «низкопробного», эдакого «режиссера для толпы». Почему-то считалось, что то, чем он занимался — то есть чистая эксцентрика, — не требовало от режиссера больших умственных затрат и наличия большого таланта. Поэтому, когда Рязанова стали выталкивать на «поле» Гайдая, он дико возмутился и наотрез отказался снимать такого рода комедию. Он заявил, что согласен начать работу только в том случае, если итальянцы согласятся на постановку умной комедии, а не эксцентрической чепухи. Чтобы разрешить эту коллизию, было решено отправить Рязанова и Брагинского в Рим для переговоров с самим Дино де Лаурентисом. На календаре было 26 июня 1972 года. Далее послушаем рассказ самого Э. Рязанова:

«На следующий же день предстояла встреча с главой фирмы Дино де Лаурентисом. Его фирма являлась тогда в Италии одним из известных кинематографических предприятий. Здесь Федерико Феллини поставил «Ночи Кабирии» и «Дорогу»…

Мы входим в роскошный особняк, шествуем мимо швейцара и упираемся в витрину, уставленную всевозможными кинематографическими призами, завоеванными фирмой. Здесь и «Оскары», и «Премии Донателло», золотые и серебряные «львы Святого Марка».

Пройдя таким образом соответствующую психологическую подготовку, мы — Эмиль Брагинский, директор картины Карлен Агаджанов, переводчик Валерий Сировский и я — попадаем в кабинет Дино де Лаурентиса.

Хозяин сидел, положив ноги на стол. На подошве одного из ботинок было выбито медными буквами «42» — размер его обуви. Кабинет роскошный, огромный. Под ногами — шкура белого медведя, на стенах — абстрактная живопись и фотографии членов семьи патрона. При нашем появлении глава фирмы не поздоровался, не пожал нам руки. Он сказал только:

— Ну, в чем дело? Зачем вы сюда пришли? Что вам здесь надо? Кто вас звал?

С этой «ласковой» встречи, можно сказать, и началась наша работа над совместной постановкой.

— Я не допущу, — сказал я, обозленный хамским приемом, — чтобы с нами разговаривали подобным образом. Я требую немедленно сменить тон, иначе мы встанем и уйдем. Мы приехали работать над картиной по приглашению вашего брата и заместителя Луиджи де Лаурентиса. И наверняка не без вашего ведома. Если этот фильм вас не интересует, мы завтра же улетим обратно.

Тут Дино переключил свою злость с нас на брата. И в течение двадцати минут между родственниками шла перебранка. Чувствовалось, что в выражениях не стеснялся ни тот, ни другой.

Наконец шум начал стихать, и Дино заявил:

— Оставьте мне то, что вы написали, я прочту, и завтра мы поговорим.

Мы оставили нашу заявку и ушли.

На следующий день нас снова пригласили к де Лаурентису, и босс сообщил нам:

— Прочел я. Все, что вы сочинили, — мура! Итальянский зритель на вашу галиматью не пойдет. Меня это совершенно не интересует. Мне нужен фильм-погоня, состоящий из трюков. Вроде «Безумного, безумного мира». Если вы это сделаете, мы с вами сработаемся. Единственное, что мне нравится в либретто, — история с живым львом. Только это я бы на вашем месте и сохранил.

Когда мы вернулись в гостиницу, я находился в состоянии, близком к истерике. Я заявил друзьям, что работать над этой ерундой не стану. Трюковой фильм-погоня меня не интересует. Меня привлекают произведения, в которых есть человеческие характеры и социальные проблемы! Мне плевать на коммерческое, развлекательное кино! Я хочу обратно в Москву.