Дневник романтической дурочки

Дальше события развивались весьма стремительно. Странный вечер памяти, проведенный спонтанно и до похорон, закрыл тему убийства во всем актерском поселке. Следователи еще приходили раза два к Руфе и о чем-то тихо выспрашивали ее. Она в ответ требовала выдать тело, чтобы, наконец, предать его земле. Представители власти что-то уклончиво мямлили, и эти препирательства ни к чему не приводили. Наконец на исходе недели удрученный следователь, который вел это дело, появился у калитки и милостиво разрешил совершить обряд захоронения. На вопрос Руфины о результатах следствия был дан странный ответ, что Илларион Валентинович не убит, а ликвидирован и что он, следователь, подробностей не знает, так как дело передано в компетентные органы. Разбушевавшуюся Руфу утихомиривали всей семьей. Боязнь навлечь на себя неприятности всех сплотила. Я честно приходила каждый день и исполняла данный мной обет. Осенняя сникшая природа выпроваживала нас в родные пенаты. А мы и не сопротивлялись. Как-то сразу стало нечего делать. На обсуждение событий последних дней было наложено табу. Руфа ушла в себя и на все выплески своей менее сдержанной сестры «А помнишь?» отвечала: «Не помню». Остальным и в голову не приходило задевать больную тему. Мне очень хотелось продолжить наши занятные беседы со старой актрисой, но пока это было невозможно. Митя и Данила все время уезжали в город, Анна Николаевна, как нимфа, порхала по паркету дальних комнат, а Владимир Анатольевич вообще перестал приезжать на дачу, ссылаясь на срочную работу. Тоскливо подсчитывая свои потери, принесенные смертью Ларика, я оберегала Руфинину дремоту. «Скоро вечер, и опять надо плестись домой. До отъезда осталось два дня, возможно, когда-нибудь я позвоню Руфе и она разрешит мне прийти к ней в гости, а там случайно окажется Митя. А еще можно будет «случайно» встретить его у консерватории…» Мечтая о возможных встречах и разговорах с предметом моего обожания, я вышла на крыльцо и увидела, что там стоит Маша, у которой мы покупали молоко.

— Где хозяева? — пристально вглядываясь в сумеречную террасу, спросила она.

— А вы кого ищете?

— Кого-нибудь. Так где они?

— Сейчас посмотрю, у вас что-нибудь срочное?

— Ты иди, я сама разберусь.

На веранде в кресле посапывала Руфа, Эва раскладывала пасьянс. Она теперь часто приходила к сестре. Я топталась на месте, не зная, стоит ли будить хозяйку ради прихода молочницы, но больше никого не было дома. Пока я стояла в раздумье, Маша поднялась на террасу, громко и отчетливо произнесла: «Здрасьте».

Подпрыгнувшая от неожиданности Эва и разбуженная Руфа одновременно привстали со своих кресел.

— Машенька, что так поздно сегодня? — не очень понимая, какой день и который час, осведомилась хозяйка дачи.

— Мне поговорить надо бы, Руфина Константиновна, давайте выйдем.

Не в Руфиной манере было задавать лишние вопросы. Она молча поднялась и пошла за Машей, остановив рукой любопытствующую сестру и меня. Когда женщины вышли, то напряжение на веранде достигло высшей точки. Стыдясь друг друга, мы с Эвой не сдвинулись ни на шаг со своих мест, не желая нарушать тишину и боясь принесенных новостей. Почему-то я сразу решила, что известия будут неважные. Судя по Эвиному лицу, ее предчувствия были еще хуже. Так мы и стояли с ней в позе низкого старта и вроде бы не двигались с места, но через короткое время обнаружили себя у стеклянной двери с прижатыми к окнам носами. Только святой и абсолютно глухой человек не попытался бы услышать происходивший в саду диалог.

— Где внуки? — разнесся по саду и эхом долетел до нас басовитый говорок Маши.

— Не слежу за их передвижениями. А почему вы интересуетесь их персонами?

— У меня дочка пропала, — сказала гостья.

— Наверное, она где-нибудь задержалась. Не первый раз Милочка убегает от вас, Маша. Уж не сочтите за бестактность, но вы ведь с ней не очень ладите.

— Мы вообще с ней не разговариваем последнее время, но…

— Что? — вдруг напряглась старушка.

— Я вчера ездила в Москву и была у девчонок в общежитии, где она обычно прячется, когда от меня бегает. Нет ее там. И девки сказали, что она домой уехала. Я вчера прождала весь вечер, ну, думала, загуляла опять и осталась у кого-нибудь из села. А сегодня пошла молоко продавать, и мне Вера Павловна с третьей дачи сказала, что видела Милку вчера вечером — прикатила последней электричкой.

— Ну а при чем здесь мои внуки?

— Так вот я и хочу спросить, не видели ли они ее.

В голосе Маши, как мне показалось, было сомнение в дозволенности такого вопроса и одновременно уверенность в его правильности. Видимо, у Руфы тоже возникли какие-то предположения, так как она нарочито спокойно стала уверять взволнованную мать, что и Данила, и Митя вчера весь вечер были дома.

— …Насколько я помню. Конечно, я могла и не заметить молодых людей, живущих на одной со мной даче, но вряд ли.

— Ну не знаю, тогда, значит, Вера Павловна врет.

— В каком смысле?

— Она сказала, что видела, как Данила разговаривал с Милкой на станции, только…

— Что — только?

— Ничего. Так где они?