Дневник русского украинца

И конечно, здесь свои герои: центральное место занимает огромный, где-то два на четыре метра, портрет Степана Бандеры. Реют красно-черные знамена, сияют свастики, хотя надпись, сложенная из кусков брусчатки, выкрашенных в желто-голубой цвет, уверяет, что никакого фашизма на Евромайдане нет.

Приезжал сюда и Сашко Билый. Стоял в двух метрах от меня, здоровенный, одетый в бейсбольную куртку, несколько минут слушал, что вещают со сцены, а после ушел за человеком в камуфляже. Через пару дней Сашко нашли мертвым. И черно-белые распечатки с его портретом – от милицейских ориентировок их отличали разве что траурные ленточки в правом нижнем углу – развесили по всему Евромайдану. Через несколько дней они, точно священные лики для крестоносцев, вдохновят «Правый сектор» на очередной штурм Верховной рады.

Наверняка будут и другие штурмы, пока, как говорят герои, не случится полная люстрация. Но всякий раз, независимо от результата, экспонаты будут возвращаться к себе: в палатки, к бочкам, шинам, брусчатке. В украинский Музей революции, ставший красно-черным сердцем Киева.

Город, обречённый на героизм О суровых буднях уже российского Севастополя

04.04.2014

В союзные времена Севастополь, будучи городом федерального подчинения, всегда жил хорошо. Так говорят севастопольцы, те, кто постарше. И во фразе, как и в самой интонации, с коей она произносится, звучит прежде всего ностальгия.

Именно она стала главной движущей силой, определившей выбор севастопольцев на референдуме 16 марта. Вкупе со страхом «бандеровской угрозы», подпитываемым регулярными красно-чёрными сводками с Евромайдана, – плакаты со свастикой на фоне полуострова, взятого в колючую проволоку, до сих пор уродуют городской вид – ностальгия вновь сделала Севастополь российским. Он, собственно, всегда таким и был, но теперь стал официально. И вряд ли можно было прогнозировать иной результат.

Тем смешнее выглядели заявления о российских автоматах, под дулами которых голосовали севастопольцы. Фальсификации? Да кто бы спорил. О заявленных 90 процентах, проголосовавших за воссоединение с Россией, адекватно мыслящий человек, ясное дело, говорить не станет, но то, что процент был доминантен (на уровне 75 %), это очевидно.

Эйфория – чувство, царившее на избирательных участках Севастополя во время проведения референдума. И грохочущие обещаниями лозунги вроде «16 марта – домой в Россию» или «Не стоит бояться перемен к лучшему» в кои-то веки не казались банальными агитками, а скорее, и правда соответствовали действительности. Происходящее в городе напоминало праздник, который будет с крымчанами если не навсегда, то надолго.

Но по факту – будет ли? Сомневающихся в успешности проекта «Крым российский» хватает по обе стороны границы, укрепляемой и законами, отправляющими приветы гестапо, и рвами, напоминающими свежие раны. Ухудшение жизни как антипод знаменитому «покращенню життя» Януковича прогнозировали едва ли не с первых дней установления в городе нового «российского режима».

Прогнозировали с такой желчной злобой, словно говорили о заклятых врагах, с коими бодались последние десять лет, а не о соотечественниках, с которыми ещё недавно приветливо общались и успешно вели бизнес. Смена чувств, риторики «материковых украинцев» и «сочувствующих россиян» по отношению к крымчанам и особенно севастопольцам произошла столь резко, что казалось, будто в американском ужастике эффектная красотка скинула личину, обнажив сущность кровожадной ведьмы.

Отключим воду, газ, свет. Перестанем ездить в Крым. Закроем дороги. Обнесём рвами и колючей проволокой. Сгноим. Подобные обещания летели от свидомых украинцев, точно американские «томагавки» на Белград. Будете в Крыму и Севастополе немытые, голодные. Злорадствовали те, кто ещё недавно так пламенно и столь велеречиво разглагольствовали о единой Украине, целостной и нерушимой.

Украинские политики в своих эпитафиях Крыму и Севастополю шли ещё дальше, принимая дикие законы. Например, закон об уголовной ответственности с конфискацией имущества за въезд и выезд с полуострова. Временно оккупированная территория должна быть изолирована, умерщвлена, а после отвоёвана. Её жители морально и физически раздавлены, наказаны, чтобы другим регионам – в частности Юго-Востоку – неповадно было. Слава богу, приняли это лишь в первом чтении.

Хотели российской свободы? Будет вам украинский застенок.

Основания, предпосылки к суровым севастопольским будням действительно есть. И местами трудные времена уже наступили.