Дневник русского украинца

А за окном дышали спокойствием Краматорск и Славянск. Точнее – их вокзальный фасад. Донецк же был непоколебим, упорядочен изнутри.

– Мне к центру событий.

– Каких событий? – таксист вроде бы удивился.

– Ну, митинги, протесты…

– А, это вам на площадь Ленина… Хотя… Оно вам надо?

– Надо. А вы, стало быть, не за них?

– Ну, почему не за них? Может, и за них.

И таксист начал рассказывать, как плохо жить стало: за тот же набор продуктов, что раньше, отдаешь на 150 гривен больше; детали, которые стоили 200 гривен, теперь стоят 400; а тех, кто был на Евромайдане, кормили наркотиками; и вообще судить «хунту» надо.

– А на митинги ходите?

– Нет, не хожу. Работать надо.

– Референдум, кстати, у вас когда?

– Даже не знаю…

Таксист высадил меня на площади Ленина. У памятника, обклеенного фотографиями погибших бойцов «Беркута», ютились три палатки. В них – никого. Только отпечатанные листовки.

Взял одну, прочитал о будущей Донецкой Народной Республике, созданной в 1917 году и восстановленной в 2014‑м. Ее сторонники требуют два государственных языка, возможность вещания российских телеканалов, запрет сектантской идеологии и контроль населением денег, заработанных жителями Донбасса.

– Вы что-то хотели?

Меня наконец заметили. Из-за палаток вынырнула женщина с лицом доброй советской учительницы. Узнав, что я из Крыма, обрадовалась:

– Ой, а мы тут за вас шампанское 16 марта пили!

– А когда мы за вас пить будем?

Учительница стушевалась, начала отвечать, что всё, конечно, не так просто, но они не сдадутся.

– Как наш «Запорожец» – нас не победить!

Она махнула рукой в сторону. Там и правда стоял «Запорожец», раскрашенный в цвета российского триколора. Он, собственно, был, как и эта женщина-учительница, из советского прошлого, что виделось в эти смутные, окаянные дни донецким будущим, подретушированным российскими художниками.

– Его и били, и жгли, а он стоит! И мы выстоим!

– Это да, но почему вас так мало?

– Работают люди, – учительница помолчала. – Да и цель намечена: 11 мая референдум – вот тогда выходить надо!

Такие женщины стали главной движущей силой Крымской весны, я помню. Риторика их была похожей: выходили на митинги больше месяца, никто из власти не хотел слушать, оттого перешли к решительным действиям. Но в отличие от крымчанок, пикетировавших горсоветы, донецкая учительница сомневалась. Хоть и бодрилась:

– Большая часть людей сейчас у обладминистрации…

По дороге к ней общаюсь с горожанами. Представляюсь гостем из Крыма. Реакция подчас оказывается излишне бурной. Особенно разошлась пожилая женщина с шиньоном:

– Сепаратисты, чтоб вы подохли там!

У обладминистрации собралось человек двести. В основном люди за сорок: «те, кому нечего терять», как выразилась женщина, обмотанная российским флагом. Молодежи почти нет. Играет преимущественно шансон и патриотические песни. Чаще всего слышится женский голос, напевающий: «Русские идут! Разврат с насильем запрещать. Русские идут не только русских защищать…»

Подступы ко входу разделены на секторы. В наружном стоят шесть палаток. Пожилые активисты раздают листовки. Пришедшие записываются в добровольцы. Запись ведёт женщина с лицом товароведа сельмага.

– Служили?

– Нет, – куксится изогнутый рыболовным крючком парень.

– Боксом, борьбой занимались?

– Слушайте, я могу за себя постоять…

Рядом бородатый толкователь разъясняет политику «партии» группке женщин бальзаковского возраста.

– Сразу в Россию нас взять не смогут, – коллективное «у‑у-ууу» в ответ. – Отделиться надо вначале. Затем просить Путина взять Донбасс в Россию. Он возьмёт!

Коллективное «ур-ра‑аа» в ответ.

Дальше – к баррикадам, кудрявящимся колючей проволокой, обклеенным плакатами с народным творчеством. Нечто похожее было на Евромайдане. Там тоже разгулялись поэты, мыслители, юмористы, пророки, юродивые. Содержание, правда, было иным, но форма – та же. Как и антураж: сложенные покрышки, разобранная брусчатка, люди в балаклавах, бутерброды с тушёнкой и очень сладкий чай.

В Киеве взывали к Евросоюзу, в Донецке – к России. На Евромайдане вели русофобскую риторику, взывая к уничтожению «московского монстра», у донецкой обладминистрации всё пропитано ненавистью к США. Вашингтон – тот инфернальный дракон, убей которого – и в Украине воцарится благодать.

Оттого, видимо, подавляющая часть лозунгов на английском языке; знают, к кому обращаются. Лейтмотив – Notfascism. Эта надпись везде, даже на окнах администрации.

Чаще США у донецкой обладминистрации упоминают лишь Бога. Православные кресты, иконы – повсюду. «С нами Бог!» – начерчено на знаменах.

Оказаться в самой администрации – проблематично. Но после долгих терзаний договариваюсь с чересчур оголённой, как для апреля, блондинкой. У нее бейджик с соответствующей категорией допуска. Правда, на входе еще надо вытерпеть донельзя грубый обыск агрессивного парня в балаклаве, из которой выглядывают белёсо-голубые глаза.

Блондинка ведёт меня по этажам администрации; они пахнут потом, капустой и перегаром. Много людей из тех, что злоупотребляют алкоголем. Есть те, кто, похоже, только что злоупотребил.