Дневник русского украинца

Наблюдать за всем этим было гаденько, точно «напудренной интеллигентной старухе давать минет», но вдруг за омерзением, покрывшим меня, полыхнул свет, и заскреблась, попросилась в сознание одна простая, но железобетонная мысль: «Большинству этих комментаторов, патриотов, “укропов” и “колорадов”, как они маркируют друг друга, глубоко плевать на то, что будет с людьми и в Мариуполе, и в Донецке, и в Луганске, и где-либо ещё. Они пришли сюда с единственной целью – самоутвердиться, излив желчную ненависть…»

Тут, словно в подтверждение моих слов, очередной диванный теоретик войны прокомментировал пост: «Люди сами не знают, чего хотят (смайл), поэтому и спрашивать их не нужно».

Вот так просто, оказывается. Люди в Мариуполе не знают. А он из Киева – в перерывах между написанием постов в соцсетях и просмотром порнушки – знает. И эта девица из Москвы, трансформирующая презрение к «украм» в буквы, тоже знает. А они – те, кому быть под артобстрелами и бомбёжками, – не знают, не представляют себе даже.

Однако боюсь, вопреки «экспертному» мнению, люди в Мариуполе, как и во всём Донбассе, лучше кого бы то ни было знают, чего хотят. И эта их цель, их желание, их мечта огненными буквами высечена на каждой стене, в каждом сердце – мира! Они хотят мира, в котором нет места войне.

И, знаете, я тоже этого очень хочу. А ещё того, – хоть я и совершенно не кровожадный человек, – чтобы все эти диванные знатоки, безумные домохозяйки, журналисты-агитаторы, члены правительства, агрессивные депутаты отправились в Мариуполь или в Донецк, чтобы вместо тамошних жителей сидеть под обстрелами из миномётов и «Градов», рыдать, наблюдать смерть, хоронить близких, мучиться, а кто-то сверху твердил им, что на самом деле они не знают, чего хотят…

Возможно, тогда определившихся с желаниями станет больше. А жертв меньше. И это то, чего реально сегодня хотят люди Донбасса. Чтобы ад как можно быстрее кончился.

Россия больна Украиной О необходимости думать о собственной стране, а не о соседней

06.09.2014

Россия больна Украиной. Отсюда, из русско-украинского Крыма, мне, русскому человеку, видно это особенно ясно. Словно все мысли россиян только об Украине – о соседушке, которую они, когда в настроении, снисходительно величают Малороссией, а когда не в духе – сурово Хохляндией.

В последнее время злятся, лютуют они всё чаще: столь тяжко, столь горестно терзаются судьбой Украины, что нет им покоя меж берёзок отчизны. Обсуждают, спорят, поучают, как жить.

Какой телеканал ни включи – там Украина. Какую газету ни открой – там она же, родимая. И лица обсуждающих украинский вопрос одни и те же. Пора, наверное, вводить статус в российском медиапространстве – «украиновед». Тот, кто всё расскажет и прояснит, как жить в стране бандерлогов, горилки и сала. А больше там и нет ничего. Разве может быть иначе в польском, австрийском, немецком – выбирай понравившееся – проекте, несамостоятельном, зависимом, а главное – неблагодарном? Так говорят. Так клеймят. С довольными, сытыми лицами, попадающими под категорию «рож».

Прожив двадцать три года в Украине – счастливо и не очень, – я, право, столько не слышал о ней. А среднестатистический россиянин ложится и встаёт с мыслями об украинском вопросе. Ядовитым клещом он впился в его организм, отравляя сначала кровь, а после нарушая работу мозга.

Во время Евромайдана я, живя в Киеве, с частыми приездами в Севастополь, большую часть новостей о происходящем в Украине узнавал от российских родственников. Они звонили мне, а чаще жене, и, как советское радио, бодро рапортовали сводку новостей за день. Что Яценюк сказал и что Кличко сделал. Сколько бандеровцев приехало и сколько киевлян набили себе татуировки Шухевича.

Утрирую, конечно, но беда в том, что лишь отчасти. Потому что ещё чуть-чуть, и все эти российские всезнайки начали бы рассказы о съеденных на Крещатике русских детях. Вам забавно? А я дождался, когда в интервью для одного из российских телеканалов меня спросили: что вы знаете о сожжённых в крематориях «правосеками» русских детях? И ведь был тот, кто знал, кто за определённую мзду готов был ретранслировать что угодно.

Моё общение с россиянами превращалось в марафон оправданий. Из Москвы, Санкт-Петербурга, Омска, Калининграда они рассказывали мне, что происходит в Киеве, а я, будучи там, в украинской столице, ютил червоточинки сомнений: «А может, и правда? Может, не заметил я что?»

Гипнотические слова-маркеры, точно гвозди, вбивались в меня: «бандеровцы», «фашизм», «Ярош», «Правый сектор», «русофобия», «секта». Они, видимо, должны были сделать меня вялым, покорным, смирившимся с тем, что Украина отдана на откуп мразям, и есть лишь один путь спасения – пришествие России-матушки. Или, наоборот, должны были завести, разгневать меня, чтобы вступил в ополчение, чтобы дал отпор, чтобы земля моя, как сказал один любитель мочить в сортирах, никогда не была бандеровской.