Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945

Полк наш уже пополнялся, пока мы «загорали» в Заальфельде, несколькими машинами из других полков, но все равно на сегодня у нас имеется только две трети боевых единиц, считая самоходки Шевырева (у него где-то далеко отсюда вышел из строя мотор) и Ф. Речкалова, застрявшего вообще неизвестно где. [541]

За время нашего отсутствия не стало многих отличных ребят. Только из тех, кого хорошо знаю, погибли в боях: Иван Конышев, Миша Корешков, Василий Зубарев (полный тезка другого В. Зубарева, убитого на Правобережной Украине, в Киевской области, весною прошлого года) и еще один механик-водитель, Зискунов. И Васи Егорова больше нет... Это случилось, как упорно твердят все в полку, по вине обормота Павлова. Хотелось бы знать, как ему теперь спится.

Из экипажа Миши Корешкова чудом спасся лишь один заряжающий Толя Морозов, что заменил на нашей машине в Эстонии Гришу Перескокова, раненного 21 сентября. У Толи перебиты ниже колен кости обеих ног.

Сегодня новые потери: тяжело ранен мехводитель Загребайлов, контужены Федя Буянов и Нил Цибин, мой друг и водитель, с котором в одной машине я воевал в качестве командира машины в августе — октябре на 3-м Прибалтийском. После зимней формировки командиром у Нила стал гвардии лейтенант Саша Ципляев.

Машину их в сегодняшнем бою подожгли на совершенно открытом месте, прямо на шоссе. Двоих из экипажа, заряжающего и замкового, уложило наповал, остальных контузило. Сильнее всех — командира Ниловой машины, яростно-рыжего Сашку, который совсем потерял дар речи.

Когда в районе переправы поутихло, Нил в темноте разыскал мою машину и рассказал, как они загорелись и как уносили ноги.

После взрыва в моторном отделении упали на днище заряжающий и замковый, сраженные осколками. Моторную перегородку вышибло, и пламя ворвалось в боевое отделение. Оглушенный Нил тяжело повернулся на своем сиденье и увидел в люке над собой сапоги наводчика, потом вместо них появилась голова. Наводчик что-то кричал и протягивал Нилу руку. Нил не дотянулся и, зацепившись за спинку сиденья, свалился на убитого заряжающего. Ладони водителя скользнули по залитому кровью днищу. Пламя жарко дохнуло ему в лицо. Нил вскочил на ноги и ухватился за руку товарища. Тот вытащил его наверх. Вслед за наводчиком Нил свалился мешком с башни в придорожную канаву, заметенную пухлым снегом, и стал кататься в сугробе, чтобы потушить огонь на комбинезоне. Наводчик, лежа рядом, помогал, сгребая на него снег. Командира возле машины они не обнаружили. Покричали на четыре [542] стороны, но даже собственных голосов не расслышали из-за грохота артиллерийского боя. Сориентировались и поползли по дну кювета, распахивая снег; головы поднять нельзя было: над полем и над шоссе густо неслись пули, взвизгивали, верещали и жужжали осколки. Осатаневшие фрицы били даже по горящей самоходке Цибина.

Вдруг Нил (он полз впереди) сильно ткнулся во что-то танкошлемом. Вскинул голову: перед самым носом у него рыжие Сашкины космы, припудренные снежком. Командир полз почему-то навстречу, от своих к немцам. Он тоже поднял лицо, очень бледное, с особенно четкими из-за этого крапинками веснушек, мокрое от растаявшего снега.

— Ты куда?

Очумело тараща глаза на своего водителя, Ципляев попытался разминуться с ним, но Нил загородил дорогу:

— Поворачивай назад!

Однако Саша, странно всхлипывая и сопя, продолжал напирать головою на Нилово плечо. Нил, осердясь, стукнул командира по мокрому бледному лбу кулаком и, ухватив за ворот телогрейки, развернул упрямца в обратном направлении. Водителю и наводчику с трудом удалось заставить Ципляева ползти назад, даже подталкивать приходилось. Ватник на спине командира сильно тлел и едко дымил в глаза Нилу. Водитель содрал с командира расползающееся одеяние и только теперь почувствовал, что у самого припекает спину. Дальше оба ползли в одних гимнастерках.

— Быстрей, быстрей, черт рыжий! — ободряюще покрикивал Нил на товарища, тыча его кулаком в ватный зад, если движения Александра замедлялись.

Так все трое благополучно добрались до знакомой лощинки, полежали немного, отдыхая, и по ней отправились, низко пригибаясь, к своим. Когда лощина позволила им идти уже в полный рост, командир повернулся к товарищам и хотел что-то сказать, но у него только странно кривились губы, напрягалась шея, и, кроме невнятных отрывистых звуков, похожих на рыдание, Нил с наводчиком ничего не услышали... И все поняли. Нил ласково похлопал Сашу по спине и нахлобучил на голову друга, дрожавшего от озноба, свой теплый танкошлем. Разыскав тылы полка, они расположились, по обычаю, в РТО. Наводчик узнал про трофейный склад и принес оттуда несколько душегреек-безрукавок на заячьем меху. [543] 14 февраля

В этом самом одеянии и застаю вечером, когда перестрелка смолкла, своих друзей, сидящих возле костерка. Подогревшись для профилактики изнутри, они мирно беседуют с помощью блокнота и карандаша, передавая их по очереди друг другу.