Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152

Через несколько километров лес немного раздвинулся, и по правую руку потянулись одноэтажные стандартные – не отличишь – домики с высокими островерхими красными черепичными крышами. Из дверей безбоязненно повысыпали люди, почти одни женщины и дети. Приблизясь к дороге, они с любопытством глазели на диковинную машину с детенышем на привязи. Меня рассмешили выскочившие на открытое крыльцо одного из домиков две упитанные, грудастые девицы, удивительно смахивающие, словно близнецы, друг на дружку и в то же время на розовощеких кукол с глупыми выпуклыми глазами. Обе в одинаковых платьях и кружевных фартучках, в курносых башмаках на толстой деревянной подошве, с одинаково взбитыми рыжеватыми волосами. Комично округлив рты и вытаращив глаза, они одновременно всплеснули руками и хлопнули по своим передникам. Деревня (до чего не похожа она на наши!) скоро кончилась, и опять придвинулись деревья к неширокой, но добротной дороге. У нас бы ее назвали шоссе...

Едем быстро. Лес начал отступать, постепенно закругляясь опушками влево и вправо, и, проехав еще с километр, замечаю слева, метрах в ста от обочины, длинный ряд легких СУ, выстроившихся в ровную линию под прикрытием подстриженных деревьев. Командир наш приказал стать.

К лобовой броне подбежал механик-водитель спасенной нами СУ-76, склонился к моему смотровому лючку, благодарно кивнул и протянул руку для пожатия.

Нравятся мне вот такие крепкие, жилистые руки, с черными ободками вокруг ногтей, с грубой от мороза, ветра и солнца кожей, продубленной газойлем и машинным маслом, – рабочие руки, с глубокими ссадинами и нередко с розовато-коричневыми пятнами от ожогов; честные солдатские руки, не отдыхающие по много часов, а то и суток подряд, даже ночью, если нужно спешно исправить повреждение, проверить и отрегулировать механизмы – все для того, чтобы не подвести своих, успеть до рассвета во что бы то ни стало и не опоздать   к атаке, зная прекрасно, что она может быть последней для экипажа... Война есть война, с нее не взыщешь, и легких путей к победе не бывает.

Час спустя мы догнали свою батарею. Она шла вместе с ИСами. Тяжелая поступь, густой, могучий рев. Дрожит морозный воздух, дрожит дорога, распластываясь под широкими гусеницами, мелькают дорфы и фольварки с островерхими непривычными кровлями, тянутся по сторонам поля на бывших болотах, исчерченных вдоль и поперек осушительными канавами, канальчиками и каналами. На железнодорожном переезде увидели железобетонные шпалы. Хозяйственно: не сгниют в этом грунте, не промерзающем даже в зимние месяцы. Дмитрий Яковлевич, мирная профессия которого – инженер-транспортник, одобрительно крякает.

Будто вымерший населенный пункт. Страхуя друг друга, машины идут по противоположным сторонам улицы через одну слева и справа. Улица круто пошла вниз, дома вдруг кончились, и наша самоходка очутилась на открытом склоне широкого оврага, разрезающего немецкую деревню пополам. Останавливаю машину: овраг превращен в противотанковый ров, и прямо перед нами чернеет отвесно срезанный противоположный склон. Солнце садится за той, западной окраиной деревни и слепит глаза, рассыпая веер красноватых лучей параллельно земле.

Болванка со свистом пролетела над нашей башней, и чуть позже донеслось слабое – из-за рева дизелей – короткое тявканье противотанковой пушки. Палыч выругался и захлопнул свой люк. Тотчас ударило второе орудие, и я заметил вспышку выстрела: она сверкнула ниже угла рощицы, за которой снова начинался ряд домов. Батищев приказал довернуть самоходку влево, но вылезший позади нас из проулка ИС-2 быстро и недовольно повел длинным хоботом и презрительно плюнул своим 122-миллиметровым через нашу голову. Красно-черный всплеск разрыва на белом скате – и нахальная пушка опрокинута вверх колесами, а другой расчет кинулся гуськом по узкому ходу сообщения, а потом приударил врассыпную прямо по глубокому красноватому снегу, торопясь перевалить гребень. Рявкнула наша «дуреха», ей эхом отозвался ИС, и все кончилось. Между деревьями, просеивающими солнце, еще мелькали, уменьшаясь, темные фигурки, а из окопов надо рвом уже стали подниматься солдаты с высоко задранными вверх руками.   Один из фрицев, в распахнутой шинели, размахивая над головой чем-то белым на длинной палке, смело двинулся вниз, ко рву, навстречу нашей колонне – сдаваться. Остальные, выждав немного, унылой цепочкой потянулись следом за ним. Миролюбие гитлеровцев объяснялось просто: перед оврагом с нашей стороны стояло уже более десятка тяжелых машин, готовых к бою.

Оказалось, что дорога на дне оврага незаметно для нас сворачивает влево и не перерезана рвом, чтобы мог проезжать немецкий транспорт и военная техника. Один огневой взвод контролировал это узкое место.