В одном из ответвлений балки стоял еще подбитый КВ-1-85, который мы заметили, занятые делом, не сразу, так как из оврага едва выглядывал самый верх его башни. Кто-то из ехавших на «Студебеккере» рассказал, что это машина командира танковой роты, геройски погибшего накануне в бою на подступах к Лысянке.
Старший лейтенант (фамилии его рассказчик не знал) умело расставил свои пять машин в естественных укрытиях, в складках местности, таким образом, что каждый КВ имел два-три удобных выхода из балки на поле. За полем этим и особенно за дорогой, которая тянется по-над балкой, было установлено самое тщательное наблюдение, потому что здесь пролегал путь одной из мощных танковых колонн противника, который торопился на выручку своим угодившим в очередной котел дивизиям. Противник стремился во что бы то ни стало разорвать наружное кольцо окружения и прорубиться через наш коридор, еще не очень широкий в этом месте, чтобы ударить в спину нашим, дерущимся на внутреннем кольце. В этом шумном коридоре, густо набитом нашими частями различных родов оружия, по-старушечьи ползала, а больше стояла и моя дряхлая самоходка, получившая новое сердце.
Но вернусь к подвигу танкистов под Чесновкой. Как только неприятельские танки и самоходные орудия приближались к балке и показывали борта, КВ-85 с заряженными орудиями по команде командира роты неожиданно для врагов выскакивали наверх, производили один-два верных выстрела и быстро исчезали, скатываясь задним ходом в балку. Скрытно сменив позицию, танки появлялись всякий раз в другом месте то взводом, то поодиночке, нанося противнику тяжелый урон.
Мы видели в той балке лишь две подбитых наши машины, а немецких насчитали почти два десятка, среди которых имелось три «Тигра» и один «Фердинанд».
Машина командира роты застыла у выхода из балки. В маске КВ зияет круглое отверстие от 88-миллиметровой болванки. А напротив советского танка, всего метрах в семидесяти от него, — громоздкий черный фашистский «Тигр», тоже пораженный выстрелом в башню. Немецкому наводчику удалось произвести свой последний в жизни выстрел только потому, что «Тигр» в момент дуэли не двигался, а стоял, ловко приткнувшись к большому стогу, темневшему по ту сторону дороги, и спустил ствол пушки, заранее наведя ее на край оврага. Однако и эта хитрость матерого фашистского вояки, умеющего «пастись» в ожидании жертвы, не спасла его от возмездия.
На рассвете присоединяемся наконец к своим, стоящим перед Лысянкой. Немцы все еще удерживают ее.
Неполному нашему полку (как и всем другим частям, стянутым в данный район) поставлена единственная задача: встретить и остановить любой ценой бронированный таран фашистов, наносящих удар со стороны Ризина на Лысянку. Цель у противника прежняя: пробить хотя бы узкую брешь в кольце, сжимающем все туже «мешок», в котором мечутся, точно угорелые, несколько отчаявшихся фашистских дивизий, стремясь выскочить из западни — большого треугольника Шиола — Звенигородка — Корсунь-Шевченковский.
Медленно, очень медленно светает… Из-за густого молочно-белого тумана видимость отвратительна.
Завязался встречный бой, уже сам по себе трудный, всегда полный неожиданностей, а тут еще с почти невидимым противником. Впрочем, обе стороны находились в одинаковых условиях…
В тумане неожиданно возникают расплывчатые контуры боевых машин, и определить — свои или немецкие — очень трудно. Наших-то хоть по реву и искрам, когда водитель газанет, узнать можно, но зато за этим шумом не услышишь работы чужих двигателей. Удобнее всего было бы стоять и слушать, выжидая, когда враг приблизится, но он может разминуться с засадами и прорваться к окруженным. И мы тоже должны двигаться вперед, дрейфуя в густом тумане.
Случалось, что танки сходились вплотную, да еще и с открытыми «забралами». Николай и Вдовин, высунувшись по пояс из круглых люков, напряженно вглядываются в лениво колышущуюся белую стену тумана. Мой смотровой лючок тоже открыт, но у земли туман гуще, и я вижу всего метров на десять вперед. Веду машину ползком, опасаясь свалиться в овраг или засесть в какой-нибудь яме либо траншее. Оружие наше давно заряжено бронебойным, нервы у всех нас напряжены до предела.
— Справа — 45! Танк противника! — словно гром, врывается вдруг в наушники слегка картавящий голос командира, заглушая писк и треск помех.
Круто разворачиваю машину в указанном направлении, но по-прежнему ничего не вижу.
— Прямой наводкой!
— Готово!
И неожиданно, вместо выстрела:
— От-ставить!.. Что за чегт? Как будто тридцатьчетверка… Какого же… она прет в обратную сторону?
Только спустя несколько часов, уже в Лысянке, ругань Николая показалась мне смешной: узнай-ка в таком молоке, где какая сторона, если машина несколько раз повернулась, а компас среди металла указывает неизвестно куда.
И все же мы продолжали куда-то ехать и стрелять, по нам стреляли тоже.