Снова до полной темноты роемся, как кабаны, всем экипажем, добираясь до крюка, но вырытый нами котлован быстро заполняется вонючей болотной жижей. Карапузовский экипаж почему-то не помогает нам… Ну и сачки, черт бы их взял!
Поздним вечером, за ужином в «штаб-квартире», Карапузов со своим командиром Суртаевым всячески заглаживают вину перед возмущенными до предела офицерами с других машин. Мы с Нилом помалкиваем, с презрением поглядывая на губастого Суртаева («Губошлеп, чтоб ему пусто было!» — проворчал сердито мне на ухо Нил) и его водителя, с машиной которых мы провозились не покладая рук около трех суток.
С самого рассвета — осушительные работы до мокрой спины (сапоги и то, что выше голенищ, — все, само собой, промокло в холодной черной воде), чтобы набросить тросы на крюки (мы решили для гарантии вытаскиваться на двух тросах).
Митя Салов — герой дня. Раздевшись донага, чтобы не испоганить в вонючей жиже обмундирование, и облачившись в маскрубаху (пригодилась-таки!), он несколько раз погружался до подбородка, несмотря на то что ростом не обижен, в холодную купель, полную жидкой грязи, нащупывая буксирные крюки, и прицепил-таки оба троса!
В 13.10 те же машины вырвали нашу самоходку из болота, цепко державшего пятидесятитонную массу.
С ревом работали моторы буксирующих машин, дрожала болотная топь, колыхалась гать.
Стоя во весь рост на башне, с замиранием сердца наблюдаю, как сантиметр за сантиметром поднимается над болотом наша красавица. Еще рывок, еще — и вдруг оглушительный утробный рык перекрывает натужное гудение двух танковых дизелей. Это дико и яростно не то всхрапнула, не то всхрюкнула жадно разверзшаяся темная пасть болота, за восемь суток накрепко присосавшаяся к телу машины. Вырвались!
В 13.30, через долгих двадцать минут, наша ИСУ, постепенно выровнявшись, выходит наконец на дорогу, точнее, на наш рукотворный бревенчатый мост!
В руках у меня сам собою очутился ППШ с тяжелым круглым диском. В упоении вскидываю автомат к небу — и он без запинки длинно тараторит, пока не выплевывает последнюю желтую гильзу. Хороший, видно, хозяин, заботливый, был у этого автомата, найденного нами еще на подступах к проклятому болоту, среди придорожных сосенок, в полузасыпанном окопчике.
Салютовали и на машине Суртаева. Во время салюта пал смертью храбрых здоровенный, одичавший без хозяев свин, прибежавший, по всей видимости, взглянуть на людское торжество. Поступили с гостем невежливо, но не умирать же с голоду почти двум десяткам уставших самоходчиков.
Спасенную машину бережно подтянули к хуторку на той стороне болота, и мы всем экипажем тотчас принялись приводить ее в порядок. Вся она, «по самые уши» в грязи и тине. В картер двигателя проникла вода, должно быть, через правый воздухофильтр.
Тягачи, закончив свое нелегкое дело, сразу же ушли: их помощи с нетерпением и тоскою ожидают другие страждущие по глухим углам коварного трясинного царства.
Заряжающий наш запалил костер, безопасный при дневном свете, и, пока остальные занимались уборкой внутри машины, сварилась в ведре несоленая свинина. Ели ее без хлеба и, несмотря на то что зверски проголодались, с отвращением.
С наступлением темноты выставили часовых и залезли на сенник, устроенный на чердаке дома, возле которого притулились обе самоходки.
Работы хватило на целый день: драили, смазывали всю ходовую часть и все то, что побывало в воде. Темнота подкралась незаметно, и из-за нее мы с Нилом, сколько ни бились, не смогли слить масло из картера двигателя. Плюнули: утро вечера мудренее.
После трудов праведных оба экипажа славно попарились в бане и, блаженствуя, роскошно раскинулись на сене. Не успели как следует заснуть, случилась тревога. В соседнем хуторе поднялся шум со стрельбой, потом стрельба переместилась в ближний лесочек, так что мы горохом ссыпались со своего чердака и изготовились к бою. Но, как вскоре выяснилось, это была пустая тревога.
Ее устроил с перепугу Губошлеп, таскавшийся куда-то по женской части и, должно быть, встреченный там не очень гостеприимно. В октябрьской темени ему, видите ли, что-то такое померещилось. Вот дурень, не дал людям поспать.
Спугнутый в самом начале сон долго не возвращался, и Федя Радаев, оказавшийся здесь очень кстати, попотчевал нас веселым и пикантным анекдотом из еврейского быта, под названием «Четыре порции рыбы», в котором, вопреки нашим ожиданиям, все заканчивалось благопристойно.
А ларчик (со сливом масла из картера) просто открывался, как оказалось на поверку. К 8.30 мы тщательно промыли картер газойлем, залили новое масло, провернули двигатель без топлива сначала, а потом уж завели.
Через час достигли города Вольмер (Валмиера). В Вольмере живут эстонцы, а за речкой, в Волмиере, — латыши.