Дневник самоубийцы (СИ)

Моя кареглазая хищница игриво провела пальчиком по полотенцу, прикрывшему аппетитную грудь. Я пробежался взглядом от шеи до босых ступней и поток крови, покидающий мозг шепнул: «Пожалуй, да».

— Ты не против, если я тоже ополоснусь? — фраза далась мне не легко, но Одира не обиделась.

— Только не долго, — она скинула полотенце и плюхнулась на кровать, — не то продолжу без тебя.

Когда я вернулся, Одира сидела на подоконнике и читала какую-то тетрадь. Полотенце вновь заняло своё место. Я подошёл ближе. Она прервала чтение и с грустью сказала:

— Жаль этого Истера Линн. Вроде только-только начал новую жизнь, удачное свидание с умной девушкой и опять неприятные вести. Неудивительно, что он перестал писать.

Я не сразу понял, о чём идёт речь. Прошёл почти год с того момента как дневник нашёл пристанище на каминной полке, но несмотря на это память царапнула нестыковка.

— Постой, какие неприятные вести? Мне помнится, в последней записи Истер предвкушал свидание.

— Нет-нет, — Одира мягким движением откинула волосы за ухо, — это не последняя запись. Дальше он повествует о чудесном ужине в ресторане, а потом идёт запись о его матери.

— А что не так с его матерью? — машинально поинтересовался я.

— Она при смерти, — Одира отложила тетрадь и словно кошка соскользнула с подоконника. — Ну да ладно. Надеюсь, в остальном у него всё сложилось. У нас, если помнишь, незавершённое дельце.

Она озорно подмигнула, и мы принялись целоваться.

Бессмыслица конечно, но я не мог сосредоточиться. Неужели память меня подводит? Я не раз и не два пролистывал дневник и могу с уверенностью сказать, что ни о состоявшемся свидании, ни тем более о матери Истера Линн не было написано ни единой строчки.

В конце концов, Одира заметила моё состояние и отстранилась.

— Что-то не так?

— Всё великолепно, — соврал я. — До жути хочу вина. Тебе принести? — она кивнула и, расслабившись, легла на кровать.

Я схватил с подоконника дневник и выскочил из комнаты. На кухне достал из винницы бутылку, нашёл штопор и, скользя взглядом по незнакомым строкам, стал медленно вкручивать спираль в скрипучую пробку.

«Дружище, по-моему, я самый счастливый человек на свете! Уже и не помню, когда был столь же счастлив. Наверно только в объятиях моей Иллы.

Жаль прошлое не воротишь…

Но что я всё о грустном? У нас было свидание!

Вечер прошёл великолепно. Я заехал за ней на такси, и мы отправились в Эпран — весьма дорогой ресторан, надо сказать. Но это не важно. Главное я был на высоте.

Весь вечер юмор каскадом лился из моих уст, и её заливистый смех был мне наградой. Мы говорили обо всём — от классической литературы, до погоды на будущую неделю. Оказывается у нас столько общих интересов, что диву даёшься, как мы не встретились раньше.

А закончился вечер пышным мороженым в хрустальных вазочках, которое мы ели на набережной. Я накинул пиджак ей на плечи, и мы делились заветными мечтами, глядя на чёрное зеркало реки.

А потом такси домчало нас до её дома, и робкий поцелуй в щёку сказал мне, что вечер удался».

Пробка едва слышно хлопнула, и вино пролилось в бокалы. Могу поклясться, раньше этой записи не видел. Я перелистнул страницу и увидел ещё одну. Очень странно. Быть может, листы склеились?

Ладно, разберусь позже. Нельзя заставлять девушку ждать…

Одира уехала засветло. Проводив, я вернулся в кровать, но сон улетучился вместе с её парфюмом. Тогда я принял душ и решил заварить арабику.

На кухне распахнутыми страницами меня встретил дневник Истера Линн. Перелив содержимое турки в чашку, я расположился за столом и зашелестел страницами.

Так и есть, запись о предстоящем свидании оказалась не последней. За ней следовала пустая страница (видимо они всё же склеились) и два письма мнимому другу. Одно я прочёл вчера, но другое…