Дневник секретаря Льва Толстого

– Все изобретения цивилизации, – говорил Л.Н., – удобны и интересны только сначала, а потом они надоедают. Вот хотя бы это, – указал он на граммофон, – ведь это просто ужас!..

Разговор зашел о вопиющей нужде, в которой живут крестьяне, и об озлоблении в народе.

– Я вчера опять встретил мужика, с которым раньше об этом говорил. И он хочет иметь землю, сесть на нее и быть свободным человеком. Они вовсе не хотят работать на помещиков, потому что всё это не их; оттого они и мало работают и пьют. И не знаешь, что и говорить в таких случаях, потому что живешь сам в этих роскошных условиях. И не покидаешь их, опутанный всякими путами. Это очень мучительно переживать!..

Заговорили об Англии, где живет госпожа Шанкс, гостья, присутствовавшая здесь.

– Там рабочий считает за счастье работать для господ и думает, что это так и должно быть. У нас этого нет, и в этом отношении Россия стоит впереди Англии… Кстати, я получил одну английскую комедию, роскошно изданную, с картинами, но очень глупую![6] Там «господа» совершенно не могут понять, как это рабочий мог сесть за один стол с ними. Они оскорбляются и уходят… Но бишоп, епископ, в человеке, который чистил отхожие места, узнает своего брата, который когда-то потерялся, и так далее. Характерна только эта уверенность в своем превосходстве со стороны богатых!..

Я напомнил Л.Н., что как раз это изображается и в его «Люцерне».

– А что там такое? Я, право, забыл…

– Там англичанин с женой тоже встает и уходит из-за стола в гостинице, когда автор или рассказчик привел туда и посадил за этот стол с собой оборванного странствующего певца.

– Как же, как же! Да это я сам и привел его… Всё это действительное происшествие.

Один из гостей, Граубергер, говорил на тему о том, что люди – дети, находятся в детском состоянии, потому лучше с них ничего не спрашивать, а относиться к ним как к детям.

Л.Н. сначала очень сочувственно слушал его и всё поддакивал: «Верно, верно!» – но потом сказал:

– Это верно, но только в этом мне не нравится одно – неуважение к людям. Не нужно осуждать других. Можно еще это думать вообще о поколении людей, но нельзя говорить так о Марье, Иване, Петре.

И потом отстаивал свой взгляд.

31 января

Решил снова ездить в Ясную Поляну не утром, а после двенадцати часов, чтобы не беспокоить Толстого, отрывая его от работы. Приехав, застал в столовой московского общественного деятеля князя Павла Долгорукова и биографа Толстого Павла Ивановича Бирюкова. Они приехали на открытие в Ясной Поляне библиотеки Московского общества грамотности в честь 80-летия Толстого (28 августа 1908 года).

Л.Н. прошел со мной в кабинет. Письма мои, написанные по его поручению, ему понравились, особенно одно, бывшему солдату, уставшему от жизненных невзгод. На нем Л.Н. приписал: «Мой друг Булгаков так согласно с моими взглядами ответил на ваше письмо, что я могу только прибавить выражение моего сердечного сочувствия вашему душевному состоянию и желание и надежду на то, что вы найдете то истинное духовное благо, которого вы ищете».

На мой вопрос, просмотрел ли он корректуру «На каждый день» с пометками, сделанными мною по его указанию, Л.Н. ответил, что нет, и, спохватившись, что это скоро нужно, пообещал сегодня же вечером просмотреть (чтобы затем отослать ее в типографию). Больше пока он мне ничего не поручил, если не считать данных раньше для распределения по дням мыслей о неравенстве.

Затем все Толстые и гости с Л.Н. и Долгоруковым во главе пешком отправились во вновь открываемую библиотеку. Так как я приехал верхом и не мог оставить лошадь, я проехал к библиотеке раньше, по льду пруда. Помещается библиотека в первом домике направо в деревне, если идти от усадьбы. Там уже собралось несколько человек крестьян – старых учеников Л.Н. – и много ребят.

Войдя в крошечное помещение библиотеки, Толстой принялся осматривать всё, что тут было. Из книжных шкафов он вынимал одну за другой книги и читал их названия. Подбор книг оказался случайным, чем Л.Н. не мог остаться доволен. На одной из стен укреплены были две своеобразные папки с множеством раскрашенных картин исторического и географического содержания. Л.Н. просмотрел картины и одобрил помещение их в библиотеке, где крестьяне могли их рассматривать.

Затем Долгоруков обратился к Толстому, присевшему у окна на табуретке, с небольшой учтивой речью, какие говорятся в подобных случаях. В речи он приветствовал его от имени Общества грамотности.

Л.Н. благодарил и выразил надежду, что «наверное, и мои близкие (указывая на крестьян) разделяют мою благодарность». Те подтвердили его слова, заявив, что «охота читать у них была большая». Л.Н. сам показывал им картины и называл книги. Наконец фотограф от «Русского слова» снял общую группу, и Л.Н. уехал кататься верхом с Душаном.

Между прочим, старик крестьянин Семен Резунов, стоя у крыльца, начал рассказывать (еще когда Л.Н. был в домике и показывал библиотеку крестьянам), как он учился у Толстого.