Читаем Дневник секретаря Льва Толстого полностью

Дневник секретаря Льва Толстого

Утром в Ясной был Врио, помощник редактора газеты «Русское слово», пожилой господин с мягкими, изысканными манерами. Софья Андреевна сама приняла его, хотя была еще в утреннем костюме. Оказала она ему эту милость после того, как в полученном с сегодняшней же почтой номере «Русского слова» прочла о себе хвалебный фельетон Дорошевича. В разговоре с Брно она передала ему свою точку зрения на события, во всей ее неприглядности. Но мало этого. В газетах она успела прочесть осуждения по своему адресу и восхваления поступка Толстого, и это вывело ее из себя. В присутствии Врио разыгралась некрасивая сцена, с истерическими выкриками и упреками по адресу Л.Н. и Черткова. Софья Андреевна в лиловом шелковом капоте, с распущенными волосами металась по комнате. Успокоить ее было трудно.

Врио проинтервьюировал также детей Толстого, Марию Александровну, меня и других домашних и спешно уехал: надо было составлять статью и сдавать в печать.

Вечером у Чертковых была получена тревожная телеграмма. У Л.Н. жар, забытье. Температура 39,8. Опасается приезда Софьи Андреевны и вызывает Владимира Григорьевича.

Оказалось, что Л.Н. уже выехал из Шамардина и отправился по дороге к Ростову-на-Дону: он предполагал остановиться в Новочеркасске у своих родных Денисенко, но заболел и вынужден был сойти с поезда на станции Астапово Рязано-Уральской железной дороги.

Чертков сегодня же решил ехать к нему. Между тем Софья Андреевна снова звала его, и именно нынче вечером, в Ясную Поляну. Владимир Григорьевич отговорился тем, что «по неотложному делу уезжает в Тулу». Он полагал, что не грешит против правды, отправляясь с Алексеем Сергеенко через Тулу в Астапово.

Ночевал я опять в Ясной. Братья Толстые, частью снова съехавшиеся в Ясной Поляне, просили меня побыть пока там. Благодарили за участие и за помощь в трудное для семьи время.

2 ноября

Владимир Григорьевич прислал в Телятинки телеграмму, что у Л.Н. бронхит и что условия, окружающие больного, благоприятные. Но позднее от него пришла другая телеграмма, в которой значилось, что Толстой болен воспалением легких.

Ясная совершенно опустела. Туда пришла телеграмма от редакции «Русского слова» на имя Софьи Андреевны, открывающая местопребывание Толстого: корреспондент газеты Орлов выследил его во время путешествия. В девять часов утра вся семья, снова собравшаяся в Ясной Поляне, в том числе и Софья Андреевна, а также врач-психиатр и сиделка, выехали в Тулу, чтобы оттуда с экстренным, специально заказанным поездом отправиться в Астапово.

7 ноября

По отъезде Толстых из Ясной я переселился в Телятинки. Чертков, уезжая в Астапово, просил меня о дружеском одолжении: остаться с его больной женой, взволнованной и потрясенной всем происшедшим, и помочь ей, чем могу, в случае необходимости. Таким образом, я оказался снова прикованным к месту моего жительства, между тем как знал, что в Астапове собрались многие друзья и близкие Л.Н., и у меня было сильное желание поехать туда и еще раз, хоть мельком, увидать дорогого учителя.

Неожиданно представился к этому благоприятный случай: надо было отвезти больному теплые и другие необходимые вещи. Анна Константиновна Черткова решила, что отвезти их должен я. Поездку назначили на тот же вечер. Я был счастлив, что скоро увижу Л.Н.

Около 11 часов утра я сидел в кабинете Анны Константиновны и что-то читал ей вслух. Открылась дверь, и вошел Дима. Он быстро направился к матери, протягивая к ней руки.

– Мамочка… милая, – сказал он плачущим голосом, видимо не находя слов. – Ну, что же делать!.. Видно, так надо!.. Это со всеми будет… Мамочка!..

Я слушал и ничего не понимал.

В это время Анна Константиновна поднялась со своего кресла, глядя на сына, слабо вскрикнула и упала навзничь, как мертвая, к нему на руки. Лицо ее было бело как бумага, глаза закрыты. Она лишилась чувств…

Я выбежал в коридор позвать кого-нибудь на помощь и только тут понял:

Толстой – умер!