Дневник секретаря Льва Толстого

Я бы мог продолжать жить так, если бы я мог спокойно переносить твои страдания, но я не могу. Вчера ты ушла взволнованная, страдающая. Я хотел спать лечь, но стал не то что думать, а чувствовать тебя, и не спал и слушал до часу, до двух – и опять просыпался и слушал и во сне… видел тебя.

Подумай спокойно, милый друг, послушай своего сердца, почувствуй, и ты решишь всё, как должно. Про себя же скажу, что я, со своей стороны, решил всё так, что иначе не могу, не могу. Перестань, голубушка, мучить не других, а себя, себя потому, что ты страдаешь в сто раз больше всех. Вот и всё.

14 июля, утро Лее Толстой».

По поручению Л.Н. Александра Львовна отправилась в Телятинки за дневниками и оставалась там очень долго. Как я узнал от Варвары Михайловны, в Телятинках, в той самой комнате у Сергеенко, где третьего дня произошел наш разговор с Чертковым, спешно собрались самые близкие Черткову люди – его alter ego Алеша Сергеенко, Ольга Константиновна Толстая (сестра Анны Константиновны), Александра Львовна, муж и жена Гольденвейзеры, а также сам Владимир Григорьевич. И все они занялись спешным копированием тех мест в дневнике Л.Н., которые компрометировали Софью Андреевну и которые она, по их мнению, могла уничтожить. Затем дневники были упакованы и отправлены в Ясную Поляну. Чертков, стоя на крыльце телятинковского дома, с шутливой торжественностью троекратно перекрестил Александру Львовну в воздухе папкой с дневниками и затем вручил ей эти дневники. Тяжело ему было расставаться с ними.

А в Ясной Поляне с таким же волнением и нетерпением ожидала дневников Софья Андреевна. По словам Варвары Михайловны, она с такой стремительностью кинулась к привезенным дочерью дневникам, что пришлось звать на помощь Сухотина, чтобы помешать ей повредить тетради, которые и были затем отобраны у нее и опечатаны.

Всё это происходило уже под вечер, а день Л.Н. протекал своим чередом. Просмотрев мысли о тунеядстве, он поручил мне распределить их в книжке по отделам. После завтрака предложил ехать с ним верхом. Садясь на лошадь, вскрикнул, поглядев на меня:

– Ах, студенческая фуражка!..

Я ходил обыкновенно в шляпе и фуражку надел по случаю дождливой погоды.

Поехали в деревню Рудаково, по тульской дороге, за восемь верст от Ясной Поляны. Л.Н. хотел посмотреть у тамошнего помещика продающийся деревянный дом, о чем просила Татьяна Львовна, думающая купить и перевезти этот дом на место сгоревшего в Овсянникове.

Было дождливо. Два раза мы останавливались и пережидали дождь: один раз у лесного сторожа и потом в какой-то лавке. У лесника Л.Н. поднялся на крыльцо с навесом, а я пошел поставить лошадей в сарайчик и потом тоже взошел на крыльцо. Пастух сидел там и курил. Когда мы поехали, Л.Н. рассказал, что он стал убеждать пастуха не курить и вина не пить, а тот возразил ему:

– Как же, а доход-то царю-отечеству?

В Рудаково с полдороги поехали сокращенным путем, лесной тропинкой, но заплутались. Было уже поздно, нужно было торопиться, и мы скакали по полю, отыскивая дорогу. Вот, наконец, деревня. Л.Н. проехал в общественную потребительскую лавку, только что устроенную крестьянами по совету и под руководством Буланже. Вошел в лавку и посидел, расспрашивая крестьян, как идут дела, и обрадовался, когда узнал, что успешно.

Про дом для Татьяны Львовны вспомнили, уже выезжая из деревни. Нужно было возвращаться на другой конец ее. Но Л.Н., видимо, устал, да и торопился домой – только смотреть дом не поехал.

Поехали назад другой дорогой, сокращенной. Но опять не совсем удачно, потому что не попали туда, куда хотели. Вернулись по большой дороге, через Скуратово, Овсянниково и Засеку. Все время скакали, и оба приехали в Ясную в мокрых от пота рубашках.

Л.Н. так устал или был возбужден, что даже не спал перед обедом.

15 июля

Отправляясь верхом, Л.Н. говорил:

– Жалко, что не вы едете.

Ездил опять в Рудаково, очень устал. Полученные письма не успел прочесть, дал мне:

– Решайте, кому ответить, кому книги послать, какие оставить без ответа. Мы потом посоветуемся.

Приехал из Америки мистер Рокки, друг Брайана, с рекомендательным письмом от него[37]. Рокки принадлежал к одной из богатейших американских семей, но порвал со своим кругом и ведет очень скромный образ жизни, занимаясь теорией педагогики.

История с дневниками, по-видимому, близится к концу. Л.Н. уступил Софье Андреевне: взял дневники у Черткова. Но при этом решил не предоставлять дневников как предмета спора ни той ни другой стороне, а хранить их как бы в нейтральном месте, в каком-нибудь тульском банке.

Когда я стал прощаться перед уходом домой, Софья Андреевна просила меня передать Владимиру Григорьевичу приглашение быть у них сегодня вечером. С другой стороны, от Л.Н., я получил письмо для Владимира Григорьевича. Кроме того, он просил меня передать Черткову на словах, чтобы он был возможно осторожнее с Софьей Андреевной, не упоминал ни слова о дневниках и воздержался от беседы с Л.Н. наедине, у него в кабинете, ограничившись свиданием с ним в общей комнате.