Дневник Серафины

Так захлопоталась, что не до дневника было. По правде говоря, он уже порядком мне надоел. Замужней даме не пристало заниматься такими пустяками, разве что какое-нибудь из ряда вон выходящее событие заставит опять взяться за перо… К примеру, церемония представления ко двору…

Получила от мамы письмо; она пишет, чтобы я вернула столовое серебро, — наверное, паши письма разминулись. Зачем оно ей в Сулимове? Однако родителей надо слушаться, и я, конечно, отошлю его обратно, но не раньше свадебного ужина.

Завтра свадьба, а сегодня вернулся барон и тотчас же явился к нам. Мне показалось, он осунулся и вид у него растерянный и даже как будто огорченный. Глядя на него, никак не скажешь, что он счастлив, хотя он беспрерывно заверяет меня в этом. Странно: всякий раз, когда отворяется дверь, он испуганно вздрагивает.

Неужели он так взволнован предстоящей свадьбой? Меня куда больше беспокоит, сумею ли я с должным изяществом присесть перед их императорскими величествами и, пятясь задом, не запутаться в шлейфе. Не так-то это просто.

Папе тоже бросилась в глаза перемена в лице барона, но он приписал ее волнению, нетерпеливому ожиданию предстоящего счастья. Он упрекает меня в холодности к жениху.

— Mais, cher pere [71],— заметила я, — ты сам понимаешь, с моей стороны ни о какой любви не может быть и речи.

— Да, но хотя бы из приличия будь к нему повнимательней…

Вместо ответа я лишь пожала плечами.

Сразу после свадебного ужина мы отправимся ночным поездом в Вену. И сегодня пришлось проверять самой, все ли Юлька уложила, что нужно.

Она ходит как в воду опущенная. Во Львове смазливая горничная моментально отбивается от рук. У Юльки одновременно три кавалера — все трое ухаживают за ней, но жениться не собираются, а она с ними любезничает напропалую и надеется окрутить одного из них. Дело неминуемо кончится слезами, и ей будет не до моего гардероба. И без того приходится ей повторять все по нескольку раз.

5 декабря

Пишу уже в Вене. Муж говорит: с представлением ко двору придется подождать до рождества или даже до Нового года.

Мы поселились в прекрасно обставленной квартире на Ринге, — она принадлежит одному венгерскому магнату, уехавшему на несколько месяцев в Пешт. Папа живет с нами.

Даже дневнику не решаюсь признаться в этом, но теперешнюю мою жизнь никак не назовешь счастливой. Правда, я с самого начала не обольщалась. Барон чрезвычайно холоден со мной и сух, никаких изъявлений чувств, никакой откровенности. Наверно, во многом от меня зависит, чтобы он переменился, стал внимательней… Зная его за человека умного и просвещенного, я не теряю надежды преуспеть в этом.

Тем по менее, не будь я фаталисткой, поведение моего мужа должно было бы внушить мне беспокойство, но я, по своему обыкновению, полагаюсь на судьбу и ничего не принимаю близко к сердцу.

Вначале, когда он добивался моей руки, он был всегда оживлен, любезен, и ничто не предвещало в нем теперешней раздражительности, даже угрюмости. Несколько раз я заставала его в кабинете за чтением каких-то бумаг, причем он был так поглощен этим занятием, что даже не заметил меня, а когда я дотронулась до его плеча, испуганно вздрогнул.

Улучив удобный момент, я спросила у него, чем он огорчен, и не скрывает ли от меня неприятностей? Он попытался успокоить меня, сказав, что это плод моего воображения. Папа завел много новых знакомых и вообще очень доволен своей жизнью. Вчера он проиграл в экарте пятьсот гульденов, и мне пришлось дать ему деньги для уплаты долга. Но он поклялся больше не играть в карты. Прямо беда мне с ним, он хуже малого ребенка!

6 декабря

Я не на шутку встревожена. Теперь нет никаких сомнений: муж от меня таится, что-то скрывает, не хочет посвящать в свои дела. Что бы это могло значить?

Я посоветовалась с папой, он объяснил состояние барона тем, что тот играет на бирже и на него так действует связанный с этим риск. И еще ему доподлинно известно: барон получил крупный подряд на строительство железных дорог, кроме того, он занимается банковскими операциями и разными коммерческими сделками.

На всякий случай я решила держать свои деньги отдельно. Вот уж не ожидала от него ничего подобного! Но зачем ему таиться от меня?..

(На этом дневник обрывается. Каким-то образом от владелицы он попал к ее подруге Юзе. Предположение наше подтверждают вложенные в него письма, написанные тем же почерком, что и дневник; они служат как бы эпилогом этой истории. Одно из них сохранилось даже в конверте с почтовым штемпелем.)

Вена, 23 декабря

Дорогая Юзя!

Вчера получила твое письмо. Оно говорит о твоей доброте, в которой, впрочем, я никогда не сомневалась. Ты спрашиваешь, чем помочь мне? Твое сочувствие, дорогая, для меня большая поддержка.

Есть люди, обреченные на невзгоды и разочарования… Не знаю, моя ли в том вина или так мне на роду написано? Но к чему рассуждать? Ах, несчастная я, несчастная!..

Послушай, как было дело. Ты знаешь, мы с папой возлагали большие надежды на переезд в Вену, рассчитывали на влиятельные связи, знатные знакомства…