Дневник штурмана

Вчера я заснула с чувством, что мне не хватает лишь самой малости, чтобы понять, в чём я допустила ошибку, но это не помешало мне хорошо выспаться и придти в рубку без опоздания. Опередить командира и бортинженера я не сумела, но, по-моему, это вообще невозможно. Я обратила внимание, что на этот раз только первый штурман посмотрел на часы, а командир не стал этого делать. Бортинженер вновь не обнаруживал ничего человеческого, но зато обнаружил неожиданную прыть, подхватив графин и унеся его прежде, чем я вспомнила, что сама имела это намерение. Мистер Уэнрайт якобы ничего не заметил. Этот немец начинает действовать мне на нервы. Он всегда присутствует, когда он ненужный свидетель, и отсутствует тоже невпопад с моими желаниями. Лишь вчера при извинении мистера Форстера его задержка в рубке была мне на руку, но, как я наконец поняла, даже это было заслугой не его, а командира. В моём представлении мистер Уэнрайт был и остаётся бездушной машиной, но создатель этой машины вложил в неё определённые нравственные принципы. Позавчера мистер Форстер говорил со мной грубо и резко, и свидетелем этому был бортинженер. Вчера первый штурман передо мной извинился и, по логике машины, которая совпадает и с элементарной человеческой порядочностью, тот же бортинженер должен был услышать, что мистер Форстер признаёт свою ошибку, поэтому командир и не отпустил немца сразу, как это делал всегда. Однако, если я последую той же логике, то раз мистер Уэнрайт задержал бортинженера в рубке, значит, он знал, что произойдёт. А узнать об этом он мог лишь из разговора со своим помощником о необходимости извинения. Здесь возможны два варианта: или мистер Уэнрайт заставил первого штурмана поступить порядочно, или первый штурман сам пришёл к этому решению и сообщил о нём и о времени его осуществления командиру. Я думаю, что такому надменному человеку, как мистер Форстер, не под силу решиться на такое самому, и он уступил лишь требованию командира. Вот это и не давало мне покоя вчера вечером, а сегодня, когда разгадка проблемы мне удалась, то я и успокоилась. Думаю, первому штурману не очень-то приятно было передо мной извиняться, но проделал он это блестяще. Интересно, какие бури бушевали у него в душе, когда командир говорил с ним о необходимости такого шага, а ещё интереснее было бы узнать, каким пыткам и казням подвергал он меня, когда просил прощения. Хорошо всё-таки иметь дело с людьми сдержанными и воспитанными, которые так умеют собой владеть, что стороннему зрителю неведомы их истинные чувства. А насчёт командира я скажу так: пусть это будет трижды механизм и из сухарей сухарь, но если он всегда будет так же справедлив, то работать под его руководством можно.

Обо всём надо писать по порядку, тем более, что сегодня произошло кое-что необычное. Утром после завтрака, когда я возвращалась в рубку, в коридоре у наших кают я обнаружила Сергееву. Эта странная женщина шла очень медленно, словно не зная, туда ли она идёт, куда ей нужно. Похоже, у командира появится новый повод для нотации, потому что он будет одинаково сердиться, и если я пройду мимо неё молча, и если заговорю с ней.

— Серафима Андреевна, извините, сюда ходить нельзя, — предупредила я, употребив родной язык.

Женщина подняла на меня глаза.

— Наташа? — спросила она. — Мне Иван о тебе говорил.

Фамильярное обращение не резало мне уши. Наоборот, у меня было ощущение, что передо мной стоит человек, который меня так давно и хорошо знает, что не считает нужным маскироваться формальной вежливостью.

— Очень приятно познакомиться, Серафима Андреевна, но только…

— Глупая, — перебила меня женщина. — Ты боишься не того, кого надо. Но я знаю, что ты разумна.

Она верно подметила, что я всё-таки побаивалась её пронзительных глаз, однако даже боязнь не помешала мне помнить о ровном голосе, выговаривающем мне за нарушение приказа.

— Если я позволю вам здесь стоять, то мне попадёт, — объяснила я.

Удивительно, но славного француза, который мне очень нравился, я выставила из рубки весьма решительно, а эту особу беспомощно уговаривала уйти.

— Не беспокойся, я ухожу, — усмехнулась Сергеева. — Только ответь, что случится шестого февраля?

— Не знаю.

Серафима Андреевна повернулась и неторопливо ушла, не прибавив ни слова, а я продолжила свой путь к рубке, мысленно готовая дать командиру отпор. Я даже успела подготовить очень краткую, но доходчивую речь и ждала лишь, чтобы мистер Уэнрайт начал первым. Однако я не сумела проявить своё красноречие, потому что командира в рубке не оказалось, а мистер Форстер взглянул на часы и промолчал.

На обед Сергеева пришла с опозданием, а когда появилась, наконец, в столовой, замерла у входа и с видимым усилием заставила себя сесть на своё место. Мне послышалось, что она сказала при этом: "Как много здесь мёртвых". Я взглянула на Державина и обнаружила, что он в замешательстве смотрит на меня. Я почувствовала, что кровь стынет у меня в жилах. Эта женщина явно была сумасшедшей. Может, планета Х3-7, к которой мы стремимся, уже на расстоянии начала оказывать своё страшное влияние?