Дневник штурмана

Я встала сегодня утром с ощущением лёгкости, радости, веры в свои силы и способности, очень необычным в последнее время. Мне казалось, что всё будет хорошо. И действительно, не успела я, проводив своих монстров и поздоровавшись с Броськой наедине, сесть за компьютер, как в голове возникло такое простое решение, что оставалось лишь удивляться, как оно никому не приходило в голову до меня и почему так долго и мучительно до него докапывалась. Стало даже страшно, что это очередной мираж, уж слишком просто оно было. Так и казалось, что после быстрого и приятного бега по этому пути упрёшься в тупик. Однако это были привычные опасения, а чутьём я угадывала, что проблема решена, притом решена гениально просто.

Мне пришлось сделать лишь намётки будущей разработки, так сказать, набросать план, по которому легче и быстрее действовать, а начало его осуществления отложить до более подходящего времени, ведь сегодня мы осуществили посадку.

Хорошо, что прилёт на планету совпал с моим новым открытием, это сгладило волнение перед тревожным будущим, подстерегающим нас. Если бы у меня не было занятия и я лишь проворачивала в памяти пророчества сумасшедшей, то сама бы сошла с ума от страха перед своим предполагаемым концом, тем большим страхом, чем ближе подлетали бы мы к планете. Даже сейчас, когда меня окрыляет гордость от сознания своего подвига, тревога неотступно грызёт мне сердце. Пусть Сергеева безумна, а в её безумии я теперь, после её очередного выступления, не сомневаюсь, но жажда крови и паника, охватившие людей с «Мегаполиса» и «Молнии», а также сама цель нашей экспедиции вынуждают готовиться к очень скверным событиям. Мы, то есть экипаж «Эдвенчера», будем в относительной безопасности, а вот наши учёные сознательно идут на очень большой риск, возможно, на смерть. Я совсем по-новому смотрела на этих людей: на маленькую точёную негритянскую статуэтку, которая обладала таким мужеством, что отправилась сюда, на строгую мисс Тейлор, на всегда оживлённую мисс Лунге, пожилую черноволосую Май Нгуен, рыжую Еву Яниковскую, мисс Босеву, мисс Риос. Семь стойких женщин, и виду не подающих, что сознают смертельный риск. Серафима Андреевна испытания не выдержала, но найдётся ли человек, который её осудит? На этом корабле таких нет, а тот, кто сам не подвергся испытанию, пусть помалкивает. Жаль, конечно, что именно русская женщина поддалась безумию, ведь наша нация всегда была и будет символом стойкости и мужества, но что поделаешь.

Мужчины тоже не выражали страха перед выходом в мир зла и безумия, а австриец мистер Кондор даже не утратил сонного вида, но ведь перед героизмом женщин им было бы стыдно проявлять слабость. Тома Рок улыбнулся мне и подмигнул обоими глазами, не считаясь с сидевшим рядом со мной оледеневшим командиром. Желаю вам благополучно вернуться на Землю, мой Тартарен, и не превратиться ни в монстра, ни в его жертву.

Иван Сергеевич, серьёзный, сдержанный, как всегда приветливый и милый, смотрел вокруг своими добрыми внимательными глазами, иногда что-то говорил, отвечал на какие-то вопросы, но видно было, что он давно уже приступил к выполнению того, зачем его сюда послали.

Серафимы Андреевны за обеденным столом не было и, наверное, этим объяснялась атмосфера приподнятости и даже праздничности.

Но, видно, я всё-таки очень волнуюсь, потому что перескакиваю с предмета на предмет, нарушая порядок и хронологическую последовательность. Утром до завтрака мне удалось решить проблему взлётов, потом меня отпустили на завтрак. Невероятно, но я не могу освободиться от чувства, что за мной следят чьи-то настороженные глаза, когда я иду по коридору из рубки в столовую и из столовой в рубку. Странное ощущение и, признаюсь, очень неприятное. В столовой повар со мной поздоровался, мисс Фелисити — тоже. Были ли они взволнованы приближающимся моментом посадки, а значит и скорым выходом пассажиров на бесовскую планету, судить не берусь, но не думаю, что кто-то был бы способен остаться к этому равнодушным.

За обедом я мысленно желала учёным удачи. Мистер Уэнрайт, как я уже говорила, сохранял ледяное спокойствие. Мистер Форстер тоже внешне был очень сдержан, однако его мучила какая-то мысль, я бы даже назвала это тревогой. Неудивительно, конечно, что в такой ситуации человека снедает тревога, однако мне показалось, что это тревога не за учёных, а скорее за себя или за корабль. Впрочем, это лишь мои догадки и весьма несовершенные наблюдения.

После обеда, когда мы направлялись к себе, мы встретили в коридоре Сергееву. Я не пророчица, не ясновидящая, но при первом же взгляде на неё я почувствовала, что от неё веет смертью. Она двигалась, говорила (хотя было бы лучше, чтобы она молчала), однако мне она показалась уже умершей. Наверное, её уверенные заявления про кровь и смерть сделали и меня чуточку ведьмой.

Сергеева указала длинным тонким пальцем на первого штурмана.

— Я знаю, что ты мёртвый, — сказала она по-русски. — От тебя исходит холод. Зачем же ты пытаешься принять облик живого? Не скрывай своё лицо, я тебя всё равно узнала!