— Потом узнаешь, сейчас тебе это знать не надо, — сказала она. — Я так спешила. Я знала, что, когда его закончу, я умру.
— Ты умерла?
— Я еще ковер не закончила, — ответила она. — Потом случился день, о котором тебе лучше расскажет старая яблоня.
— Расскажи, да, ты, — попросила я.
— В другой день придешь, узнаешь, — сказала она.
— Опять через десять лет? Я не хочу так долго ждать. Расскажи, да, сейчас, — попросила я.
Мне было так интересно узнать про тайну старой яблони, что я даже могла бы отдать за это вещи из пакетов тети Зухры. Не все, конечно, только одну или две.
— Ты быстрее узнаешь, не пройдет и двух лет, — сказала она. — Видишь, я уже заканчиваю ковер. Скоро совсем закончу.
Опять у меня сердце сжалось — почему-то я не хотела, чтобы она его заканчивала. У меня из глаз потекли слезы. Зачем заканчивать ковер? Зачем?
— Не плачь, — сказала женщина, — это еще не случилось, но так будет. Что написано, того не исправишь.
— Где написано?
— На ковре. Все написано на ковре.
Я посмотрела на ковер, но не увидела никаких букв. Ни одной буквы там не было — только узоры: ромбы, квадраты, треугольники, линии, похожие на сломанные ветки деревьев.
Мальчик налил мне еще чая.
— Пей, — сказал он, — не бойся, это вода из нашего чайника.
Он сел напротив меня и стал смотреть. Зачем он так смотрит, думала я.
— Дай мне еще раз выбрать нитку, — попросила я женщину.
Ее черные брови почти соединились и стали одной полоской. Она покачала головой.
— Ну дай, да… Я другую нитку хочу… — Я еле могла говорить, так у меня схватило горло.
— Ты уже взяла свою нитку, — сказала она. — Я другую дать тебе не могу.
— Почему? — спросила я.
— Потому что на ковре уже все написано, я заканчиваю его.
Я заплакала. Мне так было обидно. Она мне как не прапрабабушка, она не любит меня. Как будто ей нитку жалко. Я плакала, но я знала, что она мне все равно не даст нитку, даже если бы я попросила ее две тысячи раз. Откуда я это знала?
— Пей, не бойся, — сказал мальчик, и я стала пить, выпила весь стакан.
— Ты едешь в город. — Женщина стала заплетать мои волосы в косу. — Я не буду тебе ничего говорить, — сказала она. — Все получится, как написано, поэтому я уже ничего говорить не буду.
Она опустила мою косу. Я посмотрела — коса доставала почти до колен. Откуда у меня такие длинные волосы? Аман, зачем она заплела в нее зеленую нитку?!
— Аман, зачем ты это сделала?! — крикнула я.
— Это твоя нитка, ты сама выбрала ее, — ответила она.
Еще так спокойно говорит, злилась я. Она же знала, что я хочу другую нитку!
— Я не такая! — крикнула я. — Не такая! Не такая!
— Хадижа, что стало, да? — Надира толкала меня в плечо. — Ты что кричишь? Весь дом разбудишь.
— Ничего не стало. — Я вытерла слезы.
— Ты что плачешь?
— Сон плохой приснился, — сказала я.
Мои глаза стали как каменные. Голова снова упала на подушку. Я закрыла глаза и открыла их, только когда в них попал солнечный луч из окна. Я быстро вспомнила, что еду учиться город. Какая я была счастливая. Все село сейчас, думала я, сплетничает о том, как мне повезло. Когда солнце заходит в окно, сразу душа легкая становится. Даже если вечером все было плохо, утром, если солнце, плохого не боишься — хорошего ждешь. Про сон я забыла. Зачем мне было помнить о нем? Учитель в школе один раз сказал, что сон — это шепот души. Пусть душа шепчет по ночам, а утром пусть поет. Шепот я не слышу, громкую песню я люблю.