Дневник сорной травы

На вид ей можно было дать не больше двадцати пяти. Она потупилась, разглядывая пушистый ковер на полу. У Оленина вылетели из головы все обычные фразы, заготовленные для первого посещения. В кабинете повисло молчание. Обычно девушки, которым за двадцать, казались ему неинтересными. Он обожал юность, дыхание и краски весны. Рассвет, а не полдень, вдохновляли его. Бутон, а не распустившаяся роза будили его кровь. Так проще было отбросить неумолимость времени и забыть о мимолетности жизни. Оленин любил весну во всех ее проявлениях.

– Как вас зовут? – спросил он незнакомку, которую мысленно окрестил пери[1].

Правда, у нее за спиной не было крыльев. Но доктор и не видел в ней падшего ангела, – скорее дивную прелестницу. Не существует безгрешных женщин, в этом он убедился на опыте. За тонкой оболочкой личности, представляемой человеком в социуме, – будь то мужчина, дама или невинная девица, – клокочет бездна, полная гурий и чудовищ. И если первые охотно показываются на свет, то последние обитают на самом дне. Однако и те, и другие существуют.

Невинности не бывает даже в мыслях. А образ, который показывает нам сия бездна, – всего лишь один из бесчисленных ее ликов, приемлемых для данного случая.

Возможно, профессия сыграла злую шутку с Олениным. В каждой юной девушке, потенциальной возлюбленной, он видел ее «темную сторону», которая отпугивала его. Он легко раскладывал по полочкам будущую жизнь с прекрасной феей, – не сомневаясь, что за этой маской неизменно скрывается сварливая ведьма, – и не строил иллюзий по поводу брака.

Не удивительно, что он не был женат и не собирался обременять себя семейными узами в будущем. Совместное проживание со своей избранницей в любви и согласии казалось ему утопией. Его связи длились не более полугода, и это уже считалось долгим сроком.

Едва сблизившись с какой-нибудь смазливой девицей, он тут же начинал подвергать ее внутренний мир придирчивому анализу, который не оставлял камня на камне от усердно создаваемого образа, которым юная леди пыталась заманить доктора в свои сети.

Порой ему самому становилось тошно от своей проницательности, однако куда же от этого денешься?

– Айгюль… – вымолвила черноволосая пери, напомнив доктору о его обязанностях.

Оленин, задумавшись, забыл, о чем ее спрашивал. Не подвергает ли она его скрытому гипнозу? Он спохватился и вежливо кивнул.

– Меня зовут Айгюль, – повторила она, заметив замешательство доктора. – А вас?

– Юрий Павлович…

– Очень приятно.

Почему-то он сразу ощутил исходящую от нее угрозу. Но не подал виду. Хорош врач, который боится своих пациентов! До сих пор Оленину не приходилось испытывать страха. Айгюль… вряд ли это ее настоящее имя.

«По глазам видно – авантюристка, – подумал он. – Что ей нужно? Готов поклясться, отнюдь не сеанс психоанализа…»

– Вы мне поможете? – спросила она.

– Это моя задача: помочь вам уладить вашу проблему. Ведь у вас есть проблема, не так ли?

Айгюль, поразмыслив, кивнула.

– В чем же она заключается?

– У меня что-то не в порядке с нервами, – ответила она. – Это и привело меня к вам. О вас отзываются, как о лучшем специалисте в области… психиатрии.

– Психиатрия – не мой профиль. Я помогаю людям справиться с некоторыми навязчивыми состояниями, различными неврозами и…

– Значит, я обратилась не по адресу? – вздохнула она, старательно изображая огорчение.

Оленин был достаточно опытен, чтобы отличить притворство от истинных эмоций, присущих данному типу личности. Впрочем, он пока что не определил, к какому именно типу можно отнести Айгюль. Его проницательность натыкалась на плотный занавес, которым она отгородилась от доктора. Ну, не беда. На то он и профессионал, чтобы уметь открывать занавесы.

Оленин исподволь, незаметно изучал молодую женщину, – как та реагирует на его реплики, жестикулирует, куда смотрит, от чего краснеет или бледнеет. Она была напряжена и сосредоточена.

– Сначала я должен услышать, что вас беспокоит… – небрежно обронил он.

С такими, как эта Айгюль, нельзя сюсюкать и проявлять благодушие. Вмиг перехватят инициативу… и пиши пропало. Не врач будет контролировать ситуацию, а пациент. Такие «сеансы» – коту под хвост.

– Меня преследуют странные мысли, – сказала она, поправляя смоляной локон.

Ее волосы, перехваченные сзади заколкой, свободно вились на лбу и висках, пышно обрамляя лицо; грудь взволнованно вздымалась. Если отбросить современную одежду, посетительница напоминала Оленину принцессу из арабских сказок.

– Какие мысли?

– Самые причудливые…

– Например? – с мягкой настойчивостью спросил он.

– Вы требуете подробностей?

– Я должен уяснить природу явления, которое вас беспокоит.

– Ах, да… да! Избавьте меня от этого наваждения! – с неожиданной горячностью вымолвила она.

– Сначала обрисуйте проблему.

– Что ж… извольте. В общих чертах… это похоже на эротические фантазии… весьма щекотливого свойства…

Оленин, который привык выслушивать любые исповеди и признания, ощутил, как кровь бросилась ему в голову. Неужели, он смущен?