Дневник. Том 1

12 ноября. Станище. Почему на меня произвело такое сильное впечатление газетное сообщение 7 октября о Б. Верховском, о том, что на воротах Ляояна была найдена прибитая обезображенная голова европейца, в которой многие узнали Бориса. Ведь никогда я влюблена в него не была, никогда им не увлекалась, а между тем все-таки впечатление было очень сильное, и больше всего подействовала на меня голова – обезображена. Бедный Борис, попал же он в эту Маньчжурию только для того, чтоб сложить там свою красивую голову. Красоты жаль. Ну да, одним словом, я решила тотчас же послать прошение о принятии меня в сестры. Но, подумав день-другой, я пришла к другим выводам. Надо ли мне туда ехать?

Все-таки знаний у меня нет, да и там главное уже сделано – Маньчжурия замирена. Моя твердая цель – медицинские курсы; лучше уж сразу туда поступить, и авось мне удастся поработать на пользу и с интересом. Жизнь семейная меня не привлекает, а отталкивает. К чему я стану связываться? А вот после курсов поеду путешествовать, да не как-нибудь, а года на два, займусь серьезно медициной, авось выдержу экзамен дальше и тогда-то посвящу себя работе. Именно между окончанием курсов и окончательным погребением я хочу пожить, пожить как следует. И я не понимаю под этим каких-нибудь любовных приключений, а такую жизнь: путешествия, театры, галереи, рисование – одним словом, жизнь для себя, а потом работа вовсю.

Я эгоистка страшная и ужасно мало думаю о родителях, это гадко, но когда я буду доктором, я уже их не покину, да, впрочем, и они-то меня больше любят, когда я далеко.

Я у Лели. Вот это женщина. Я нарочно хочу это записать, чтобы, если буду жива, показать ее детям, когда вырастут. Для кого она работает, как не исключительно для них. При ее слабом сложении, при болезни почек она, невзирая ни на погоду, ни на что, ездит, ходит без устали. Так на днях мы путешествовали в Боровую[95]. С утра мелкий, еле заметный, но беспрерывный дождь. Серо, холодно. Укутавшись, мы едем в тряском шарабане по кочкам, колеям грязи. Там бродим с мужиками по болотам, корчевкам, кустам, которые ежеминутно стегают в лицо, затем едем дальше по громадному ляду[96] «без конца в длину, без меры в ширину»[97]. Я уж сидеть не могла и пошла пешком, так как шарабан прыгал, скакал, качался по всем этим пням и корягам. И все это с болезнью почек.

Джером К. Джером:

«Сколько лишнего набирает с собою человек в путешествие по волнам житейского моря! Массу друзей, которые не любят его ни на грош; лишнюю прислугу, дорогие и скучные удовольствия; формальности, притворство, страх перед тем, что “люди скажут”! Все это суета, господа, ужасная суета.

Бросьте ее за борт вашей жизни, и вы только легче вздохнете, и легче понесется ваша житейская лодочка. Бросьте, а то и не заметите даже действительной прелести жизни: ни прозрачного свежего воздуха, ни смелой и нарядной зелени весной, ни песни прибоя на песчаном берегу, ни любви молодой и чистой»[98].

Б. р. б. н. в. о. и. л. и. х. о. п. в. д.[99]

Что бы я дала, чтобы знать, жив он или нет, и чтобы остался жив. Не для меня, о нет!

27 ноября. Вчера приехала в Вильно. Начинается эта городская сутолока, и тяжело бесконечно на душе; не к месту я здесь, не к дому. Ну что-то зима эта мне готовит, чует мое сердце, что скуку страшную, грустно, грустно бесконечно. Так я чувствую себя от этого всего überdrussig[100], уйти бы куда-нибудь от людей. И все фальшь и условности. Я не осуждаю людей, никого буквально.

Мне просто тяжело опять возвращаться к этой суетной жизни.

Вот чудный характер у Оли Плазовской. Как бы мне достигнуть такого же; так же оживлять всех и освещать все; а я, горемычная головушка, только мрак да грусть.

Ох охо.

7 декабря. Мне что-то не нравится быть в обществе. В прошлом году я от каждого собрания ждала интереса, теперь же я поняла, что ничего интересного быть не может, что интерес надо искать в собственных занятиях, в личном совершенствовании.

Было сообщение Орлова. Как это хорошо, и как симпатично он читал – так и переносил в тот мир, который меня так тянет. А судьба Бориса все неизвестна!

8 декабря. Мое поступление на курсы необходимо. Нечего думать о том обществе, которое я там встречу, а чем раньше я встану на свои ноги, тем лучше. Я к дому не пришлась, увы, следовательно, нечего портить жизнь другим. И чтобы не попрекали потом Китаем.

25 декабря. Вот прошел месяц, как я здесь, и в данный момент я могу сказать, что привыкла уже к жизни на людях.

1901

3 января. Мыслимо ли для меня какое-нибудь счастье?

Я понимаю, что начинать новый век и новый год таким эгоистичным вопросом скверно в высшей степени. Но с глазу на глаз сама с собой можно излить душу.