Дневник Верховского

Нельзя забывать, что в те годы именем низложенного и уничтоженного вместе с семьей царя едва ли не пугали маленьких детей. Александр Иванович решился. И опубликовал. Вот небольшая часть из его воспоминаний, дающая повод усомниться в его «антимонархизме», и в то же время дающая представление о том, насколько тонко чувствующим и объективным в оценках человеком был Верховский, осмелившийся писать: «Император держался всегда необычайно просто и как будто стеснялся всего блеска и величия, которым его окружали. Но это лишь как будто. Вглядевшись внимательно, ясно было видно, что это все он принимал как должное, твердо и убежденно видя в себе самодержца величайшей в мире страны. Он говорил с гостями, приближенными, послами, как будто конфузясь, подбирая слова, подыскивая, что сказать, порою покручивая ус. Казалось иногда, что ему просто нечего сказать, потому что у него в душе ничего нет для окружающих. Ему видно было приятно, когда его собеседник не заставляет его искать тему для разговора, а говорит сам. Поражал и отталкивал окружавший царя двор. Я ожидал увидеть лучших просвещенных деятелей России. Юношеское воображение, воспитанное в четырех стенах корпуса, ревниво обожавшего тогда царя, окруженного советниками, собранными со всей страны, лучшими, светлыми людьми, достойными осуществлять важные задачи управления. Я искал глазами этих лучших светлых и… не находил»[354].

К личности императора Верховский возвращался неоднократно. Заметно, что он отделял царя, самодержца величайшей в мире страны, от царского окружения. Касаясь причин возникновения Русско-японской войны, Верховский писал: «Но государь! Мне так хотелось думать тогда, что он здесь ни при чем. С его ясными, добрыми глазами человек казался неспособным на зло, и все негодование переносилось на тех людей в шитых золотом мундирах, с холодными улыбками и утонченными манерами, которых я видел на выходах во дворце. Это они были во всем виноваты: постепенно все яснее и ясней становилось, что наше национальное несчастие есть дело их рук»[355].

Верховского поражал и отталкивал окружавший царя двор и бесчисленное количество «сильных мира сего», ищущих своей выгоды. Именно они, правящая элита, по слову поэта, «жадною толпой стоящие у трона», выражавшие откровенную радость при торжественных царских выходах в 1904 году, через 10–12 лет его предали, и «прежний восторг обратился в холодное равнодушное презрение, а иногда и ненависть…».

Верховский вспоминал здесь и о том, что впервые ему довелось нести придворную службу при знаковом для России событии – крещении наследника Российского престола цесаревича Алексея в 1904 году[356].