«
(Из Москвы б/д 1930 г., л. арх.)
8 января 1930 года Верховский писал в Ленинград:
«
За эти месяцы я жил в такой сутолоке, что не мог толком сесть и тебе написать о моем житье-бытье. Сейчас обстановка резко изменилась, и я имею возможность (и моральную) и просто есть время сесть написать два слова.
В Академии мне вообще жилось не сладко. Ты это знаешь. Но в последнее время стало и совсем тяжело. Молодежь адъюнктская взяла резкую линию на то, чтобы меня выжить из Академии, и создала мне невыносимую обстановку. Дело шло к тому, что меня сгрызли бы совершенно. Нужно было большое решение, и я пошел к Ворошилову просить – либо взять меня в армию, либо демобилизовать совершенно. Меня не только не отпустили, но назначили начальником штаба округа на Северный Кавказ. Это почетное и интереснейшее назначение меня значительно приободрило. Академия стала меня тяготить и однообразием работы. Ведь я же 10 лет нахожусь в ее стенах… Я здесь очень скучаю в одиночестве. Сколько лет я жил, окруженный теплом и лаской, а теперь, надеюсь, временно, один в большом городе…».
(Из Ростова-на– Дону. Пушкинская, 69. 8.I.1930 г., л. арх.)
15 апреля 1930 года Л. Ф. Верховская пишет письмо Татьяне из Ростова-на-Дону в Ленинград:
«
(15 апреля 1930 г., л. арх.)
Новый 1931 год вторая жена Александра Ивановича, Н. С. Мануйлова, встречала в Ростове-на-Дону вместе с первой семьей мужа – Лидией Федоровной и сыном Николаем.
Обстановка в этом регионе была сложная. А. И. Клибанов писал о событиях на Северном Кавказе: «В 1929–1930 гг. в некоторых районах страны, например, в Сальском округе Северо-Кавказского края, религиозным руководителям духоборов и молокан удалось побудить рядовых верующих на организованное сопротивление коллективизации»[591]
.В те годы шел беспощадный «великий перелом». В ночь с 5 на 6 февраля 1930 года началась масштабная операция по раскулачиванию, проводимая силами ОГПУ. Проводились массовые аресты и депортации, но репрессии чекистов вызывали соответствующую реакцию населения. Началось повстанческое движение. Восставшие, испытывавшие нужду в вооружении, нападали на армейские склады оружия и боеприпасов. Размер антисоветских выступлений весной 1930 года оказался столь велик, что для их подавления выборочно пришлось привлекать армейские подразделения СКВО. Командующим войсками СКВО (с ноября 1927 года по июнь 1931 года) был И. П. Белов (1893–1938), а затем его сменил Н. Д. Каширин (1888–1938). И. П. Белов подписал особую инструкцию, обращенную к командирам и комиссарам частей, которой предписывалось использование при необходимости против повстанцев «технических средств борьбы»: артиллерии, пулеметов и гранат. В том же месяце для подавления массового сопротивления было разрешено применять артиллерию, авиацию, пехоту и кавалерию.
Степень участия Верховского в событиях на Северном Кавказе, по всей видимости, была оценена «наверху» как недостаточно энергичная, что и нашло в скором времени свое отражение в п. 4 нелепого обвинения, выдвинутого против него по делу «Весна». Впрочем, абсурдность обвинений в то время ничего не значила.
Пробыл Александр Иванович в дожности начальника штаба СКВО недолго: 2 февраля 1931 года Г. Ягода лично подписал ордер на его арест, и спустя сутки Александр Иванович был арестован. В семейной переписке наступил длительный перерыв.
С начала 1930-х годов начался чудовищный по негативным последствиям кадровый разгром в Красной Армии и, в том числе, в Академии РККА. По разным (весьма приблизительным) оценкам, считается, что по так называемому делу «Весна» было арестовано не менее 3000 бывших царских офицеров, генералов и их сподвижников. Это была как бы генеральная репетиция перед большой чисткой 1937–1938 годов.