Дневник Верховского

Знаменитая народоволка Вера Фигнер в своей книге «Запечатленный труд» пыталась объяснить «необходимость» и «неизбежность» покушения на императора Александра II: «Что бы ни говорили и что бы ни думали о 1 марта, его значение громадное… Оно прервало 26-летнее царствование императора, который открыл для России новую эру, поставив ее на путь общечеловеческого развития; после векового застоя он дал ей громадный толчок вперед реформами: крестьянской, земской и судебной. И первая и величайшая из этих реформ, крестьянская, в экономическом отношении уже в самом начале не удовлетворяла требованиям лучших представителей общества (членов редакционных комиссий) и литературы…»^{279}.

У нее же можно найти и восторг по поводу аплодисментов представителей так называемого «передового общества» после покушений на государственных деятелей, объяснение бескорыстного героизма террористов и т.п. умозаключения.

Примечательно, что после выстрела Д.В. Каракозова, прозвучавшего возле Летнего сада 4 апреля 1866 года, последующие пятнадцать лет прошли для государя под знаком постоянной угрозы смерти. Это вполне совпадало с предсказанием старой гадалки, напророчившей Александру II семь покушений на его жизнь…

Ольга Николаевна была потрясена убийством государя и в своем дневнике отвела несколько страниц для стихотворения неизвестного автора, суть которых видна даже из названия и двух строк:

«Вечная память в бозе почившему государю Царю освободителю Александру II 1 марта 1881 г.

Не умер он, наш Царь, хоть под рукой

Злодея

Избранник Господа, он мучеником пал!

<… >»

Картина, открывшаяся взору очевидцев после того, как рассеялся поднятый взрывом снежный и дымный столб, производила страшное впечатление. Среди снега, мусора и крови виднелись остатки изорванной одежды, эполет, сабель и кровавые фрагменты человеческих тел. На месте преступления пострадало еще двадцать человек, четверо погибли. Трое умерли почти сразу, среди них мальчик 14-ти лет из мясной лавки, пытавшийся преградить дорогу злодею и получивший кинжальный удар в голову; солдатка Евдокия Давыдова скончалась позднее в Мариинской больнице, оставив мужа и двоих сирот…^{280}

3 апреля 1881 года в 9 часов 30 минут на Семеновском плацу все было кончено, барабаны перестали бить… Толпа, затаившая раньше дыхание, пришла в движение…

— «Не прикасайтесь к помазанным Моим, и пророкам Моим не делайте зла»^{281}.

И все-таки на молодую Ольгу Николаевну известие о казни народовольцев не могло не произвести впечатления. Она сделала в дневнике запись (по франц.): «…Когда священник произносит молитву, что они делают… (т.е. о чем приговоренные думают. — Ю.С.) Свечи горят…».

Примерно такие же вопросы задавал себе в свое время Ф.М. Достоевский, когда его вместе с другими петрашевцами вели на Семеновский плац для казни.

Ровно через 33 года после покушения на Александра II, его внук император Николай II сделал в своем дневнике такую памятную запись: 1-го марта. Суббота. 1914 года.

«Тридцать третья годовщина мученической кончины Анпапа. До сих пор слышу в ушах оба эти ужасные взрыва…»^{282}.

Но кто же виноват, что либеральные реформы зачастую приводят к столь плачевным результатам? В.О. Ключевский нашел ответ на такой вопрос, и, как всегда, сделал это оригинально: «Борьба русского самодержавия с русской интеллигенцией — борьба блудливого старика со своими выб[..]дками, который умел их народить, но не умел воспитать»^{283}.

Ярким подтверждением правоты В.О. Ключевского служит поведение известной талантливой поэтессы Серебряного века Зинаиды Гиппиус. Сначала «Валькирия революции» призывала к «крестовому походу» против самодержавия, но после октябрьского переворота 1917 года брезгливо утерла со лба «матросские плевки» и всего двумя строками стихотворения «В декабре 1917 г.» перечеркнула все свое прежнее так называемое «мировоззрение»:

О! Петля Николая чище,

Чем пальцы серых обезьян!

* * *