Дневник Верховского

На следующий день 17 октября вновь состоялось заседание Временного правительства. Выступали с сообщениями только что вернувшиеся с фронта Керенский, военный министр Верховский и министр внутренних дел Никитин. Все нужные меры уже приняты, заявлял Керенский. Усилена охрана Зимнего и Мариинского дворцов, где заседали правительство и Предпарламент; из Ораниенбаума под Петроградом вызваны две школы прапорщиков для охраны почты, телеграфа, телефона; с Румынского фронта вызваны бронированный поезд и ряд других воинских частей; усилена милиция. По уверениям Керенского, «налицо имелась вполне достаточная военная сила».

Керенский вызвал в октябре два батальона самокатчиков и держал их поблизости в поездах. «Но, — вспоминал Верховский, — они оказались большевиками и отказались идти» (л. арх.).

Кадровое офицерство, как известно, понесло огромные потери в первые же месяцы войны. Их место постепенно заняли выходцы из других слоев, и старая армия буквально потонула в море прапорщиков из разночинцев: адвокатов, учителей, чиновников, мобилизованных студентов. 17 марта военный министр А.И. Гучков отдал распоряжение о беспрепятственном приеме в военные училища и школы прапорщиков лиц иудейского исповедания, сектантов, баптистов, молокан и последователей других вероучений… Такая демократизация офицерства усилила разброд в командном составе и самым негативным образом сказалась на общем состоянии армии. По мнению Верховского, прапорщики были ненадежны. Видимо, получившая в те годы широкое распространение частушка родилась не на пустом месте:

Как служил я в дворниках,
Звали меня Володя,
А теперь я прапорщик,
Ваше благородье…

Военный министр подал оригинальную идею: отправить большевистский гарнизон Петрограда на фронт, а вместо него вызвать полки с фронта. Нужно было действовать срочно, и Верховский ездил в Псков и смог «уговорить» Совет фронта. Дело, однако, сорвалось по вине командующего Северным фронтом генерала от инфантерии В.А. Черемисова. А.И. Верховский вспоминал важные подробности: «Черемисов в разговоре со мной по аппарату заявил, что у меня нервы не в порядке, что я зря боюсь чего-то, что ему издали кажется вздором, и сорвал всю операцию, заявив что, по его мнению, всего этого не нужно» (л. арх.).

Политический кризис усугублялся и полным развалом финансовой системы. Ни одно царское правительство не было столь расточительно, как правительство революционной России. Денежный печатный станок работал безостановочно и все быстрее, печаталось по 30 млн. «бумажек» в день и обыватели дали таким, с позволения сказать, деньгам презрительное название «керенки». Они печатались большими неразрезанными листами на плохой бумаге и не имели ни подписи, ни даты, ни номера. В то же время расходы достигали 65 млн. рублей в день, из которых только 8 шло на общегосударственные нужды, а все остальное — на войну… Цены на самые необходимые товары выросли в 10 раз по сравнению с довоенными. Множилась спекуляция. Подрядчики по-прежнему зарабатывали миллионы рублей на военных поставках.

…При Николае
и при Саше
мы сохраним доходы наши…

Пропорционально росту цен росло недовольство во всех слоях общества, особенно заметное среди малообеспеченных слоев населения. Как в такой ситуации не вспомнить Ф.М. Достоевского, писавшего: «Сначала высшая идея, а потом деньги, а без высшей идеи с деньгами общество провалится»^{440}.

Даже осознанные идеалы имеют своей подкладкой плохо осознанный личный интерес. Роковая логика, состояла в том, что у Временного правительства, принесшего еще 15 марта присягу «на верность службы народу Державы Российской», ко времени своего заката не оставалось ни высшей идеи, ни настоящих денег, ни авторитета. Правда, лозунги, освященные французской революцией: «Свобода, равенство и братство» были, но если бы словами можно было сделать счастье народа, оно давно было бы сделано…

Имела место «министерская чехарда»: со 2 марта по 25 октября сменилось четыре состава правительства, в том числе три коалиционных, включавших представителей буржуазных и социалистических партий. «Телега» правительственного законодательства, влачимая усилиями «лебедя, щуки и рака» катилась неторопливо, словно впереди был огромный временной ресурс, а все попытки проведения в жизнь столь нужных стране реформ лишь усугубляли всеобщий кризис. Военные реформы, писал Верховский, просто саботировались (л. арх.).

Ситуация усугублялась массовым возвращением в страну политэмигрантов разного толка, до времени изнывавших за границей от безделья и соскучившихся «по настоящей работе». Среди возвращенцев (ехали целыми семьями) было немало известных лиц с русскими псевдонимами…