Дневник Верховского

«Книгу Александра] Ивановича Коля редактировал несколько раз, и, кроме того, она прошла ряд цензурных инстанций. Редакция изъяла из книги только десятки цитат Сталина, с нашего общего согласия, считая, что для 37-го года это была неизбежная дань времени… Ваше замечание, что книга была написана от третьего лица и переделана нами в первое, не совсем точно. Александр] Ив[анович] писал именно от первого лица и уже потом исправил все на третье по предложению Гослитиздата. Так что возвращение к первому лицу более чем закономерно… Сопоставление книги, которая сейчас выходит, с «Россией на Голгофе» непонятно… Разве его 20-ти летняя работа в Красной Армии, его воспитание кадров РККА, которому он отдавал все свое сердце и душу, разве все это не свидетельствует о принятии им советского строя со всеми его тяготами и лишениями? Это письмо я показывала Коле, который в основном со мной согласен»

(Из Москвы. 17.11.1959, л. арх.)

До сих пор остается трудный и, кажется, неразрешимый вопрос: стал ли А.И. Верховский со временем советским человеком в полном смысле этого слова?

Однозначного ответа на этот вопрос не существует. Несомненно, что перу Верховского принадлежали строки, посвященные России: «Я любил ее широкие поля и темные леса, любил свой народ, верил в его могучие силы, в его гений и считал, что Россия имеет право на достойное место в семье народов»^{542}. Что касается остального содержания… Судя по общему смыслу книги «На трудном перевале» — сомнений не остается, что Александр Иванович принял (или вынужден был принять) советскую действительность такой, какая она была. Иначе и быть не могло:

Сказать ли на ушко яснее мысль мою? —
Худые песни Соловью
В когтях у Кошки.

Из семейной переписки видно, что Татьяна Михайловна считала своего брата, которому суждено было после Октябрьского переворота постоянно ходить по краю пропасти, так и не принявшим окончательно советский строй, хотя вторая жена Александра Ивановича, Н.С. Мануйлова пыталась ее в этом разубедить. Кто был прав, а кто нет, теперь уже никто утвердительно не скажет, и дарственная надпись на книге А.И. Верховского «На трудном перевале», сделанная Мануйловой: «На память об Александре Ивановиче 21.01.60 г.», хранит лишь память ушедшей эпохи.

Неожиданно в 1966 году в «союзниках» у сестры А.И. Верховского оказался генерал-полковник Л.М. Сандалов, обучавшийся в 1936 году в Академии Генерального штаба РККА. Он писал «справедливости ради», что: «среди постоянного состава Академии встречались и такие деятели старой русской армии, которые хотя и перешли на сторону Советской власти, но до конца своей жизни остались, если можно так выразиться, лишь «военспецами». Я имею в виду профессора А.А. Свечина, крупного военного теоретика… Таким же был и профессор А.И. Верховский, в прошлом военный министр Временного правительства, преподававший в академии оперативное искусство и военную историю»^{543}.

С течением времени и укреплением мощи государства, пускай и в форме СССР, взгляды Верховского не могли не изменяться. 3 декабря 1935 года Александр Иванович писал своему племяннику в Ленинград: (догадываясь, что его письма перлюстрировались, Верховский писал, надо полагать, с учетом этого обстоятельства):