Дневник военных лет

За это время было много событий. Началась спешная эвакуация Москвы. Сначала стали увозить детей, потом учреждения. Всем желающим давали путевки на работу в далекие колхозы. Но уехать было трудно, так как стояли огромные очереди за билетами, а их не было. Зина чуть не уехала со школьниками, но потом случайно осталась. Я твердо решил не ехать, и в случае приближения немцев сделать бросок на машине километров на 400, а там будет видно. Но вдруг выяснилось (10 июля), что институт Горького везут в Томск, и меня, Соню, детей уже внесли в список. Я решил согласиться, так как здесь, с отъездом учреждения и тому подобного, я переставал быть юридическим лицом, а в Томске, хотя и в скверных условиях, я все же останусь доктором филологических наук! Началась упаковка вещей весьма спешно. Шел слух о всеобщей эвакуации в зоне 50 километров вокруг Москвы. Стали готовиться к отъезду и соседи. В Томск собралась и Академия Наук. Но вся подготовка была организована так бестолково, до такой степени никто не знал, как и когда мы поедем, 11, 14, 15 и т.д., будут ли теплушки или вагоны, можно ли брать багаж и т.д., что я понял, что на месте прибытия будет совсем скверно. Очевидно, плана эвакуации раньше не было, и все делалось с бухты-барахты. Я решил не ехать, если не дадут взять багаж и если будут теплушки. Но в 12.20 зашел сосед из НКПС и сказал, что задержался их отъезд, а на другой день стало известно, что эвакуация учреждений отменена. Вывезут только женщин и детей, да и то с прохладцей. Итак, мы без перемен в Пушкино. Я думаю, что дело было так: ко 2-му июля наши армии отходили в районе Минска в большом беспорядке. Немцы с ходу прорвали нашу укрепительную полосу и вышли к Бобруйску. Путь на Москву был почти открыт, т.к. за Днестром, конечно, не было приготовлено укреплений, а армия второй очереди не была еще развернута. Мы, очевидно, были растеряны. Об этом говорит и выступление Сталина, так как оно, главным образом, говорило о партизанской войне и идее “ополчения”. Вероятно, в это время казалось, что Москвы не удержать, и решено было эвакуировать ее, но за 10 дней германская армия, очевидно, также выдохлась и остановилась у Днепра. Мы подтянули резервы, задержали немцев, закончили мобилизацию и стали крепко. Сейчас угроза Москве отдалилась, эвакуация задержалась. Тем более, что, по всей вероятности, те, кого вывезли, попали в очень тяжелые условия и теперь вопят о помощи. Здесь спокойно. Снабжение идет бесперебойно. Бомбардировок не было, прекратились даже тревоги. Заключен вчера, т.е. вчера объявлен союз с Англией с обязательством не заключать сепаратного мира. Назначены командующие фронтами: Ворошилов, Тимошенко, Буденный. Сегодня мы взяли обратно Жлобин и Рогачев. Это в первый раз мы что-то взяли. Сейчас ясно, что молния Гитлера не вышла, как я и думал, еще раньше. Вероятно, все спас русский мужик, силу сопротивления которого не учел германский штаб. Сейчас немцы давят на Витебск — это самое ядовитое направление, опасное для Москвы. На днях надо ждать удара на Москву — второго, раз первый не вышел, но я начинаю думать, что чаша весов с Гитлером начинает понемногу подниматься кверху: время работает на нас. За 23 дня войны мы уже смогли развернуть мобилизованную армию, подвести резервы с дальних границ, возвести новые линии укреплений. Численный перевес, конечно, уже у нас. У немцев плохо дело с бензином, им не хватает резервов. Если предположить, что у них было 300 дивизий, больше нельзя предположить, то из них 170 в бою. По данным иностранной печати выбыло в прежних войнах дивизий 30, в занятых у нас областях надо держать дивизий 40 минимум, охранять коммуникации и бороться с партизанами — дивизий 20, потеряно за две недели — дивизий 40. В остатке немного. Наносить новый удар, даже прорвав нашу укрепленную полосу, трудно, тем более что вышли из строя, конечно, отборные ударные части. Наши — тоже выбыли, но нас больше. Даже если я ошибаюсь на сто дивизий, я допускаю возможность более быстрого краха Гитлера, чем это может показаться. На худой конец — он наносит второй удар, в этом случае, где он захлебнется — у Смоленска, у Москвы, все равно, это пиррова победа. Его могло спасти только молниеносное продвижение к Москве, которое не позволило бы нам завершить мобилизацию. Теперь — его раздавят в 42 году. А мы все еще можем погибнуть, так как до Москвы добраться он, может быть, и сможет. Эти три недели унесли много людей. Даже по нашим данным, мы потеряли 250 тыс. человек. Встанешь утром, попьешь чаю, пообедаешь, ляжешь спать, а 10 тыс. чьих-то судеб, мыслей, страстей, чьих-то, таких же, как моя жизнь, уже оборваны. Странное устройство…