Глядя на фотографии и письма, которые ты прислала, я даже растрогался. Так хотелось бы хоть на секунду забежать к вам и обнять, поцеловать всех, поиграть с детьми, услышать их смех, плач и снова смех, и шалости, взглянуть, как Рудольф учится, Тоня-профессор озорничает, а Манюся капризничает, как ты укладываешь их спать, а сама вечно работаешь. Когда я получил твое письмо и фотографию Рудольфа, меня охватила такая ужасная тоска, по-видимому, нескоро мне удастся приехать к вам. Правда, здесь тоже родная сторона, польская, но жизнь здесь так тянется и так отличается от нашей. Люди здесь только и знают, что по целым дням сидят в кабаках. И часто хочется мне бросить весь этот Краков с его историческими памятниками, кабаками, сплетнями и сплетниками. А, однако, я должен сидеть здесь и буду сидеть[38]
. Возмущаюсь я ужасно, но ничто не помогает и только разрушает мое здоровье. Так и живу со дня на день, не лучше, чем во времена оны, с той лишь разницей, что могу работать немного свободнее.Но не стоит заражать тебя своим нездоровым настроением, скучно мне, вот и все. Слышал я здесь, что кто-то из моих братьев, Игнась или Владысь, заболел. Известие это относится к декабрю, но скорее всего это сказка. Напиши мне, пожалуйста, когда ты имела известия от них, где они теперь. Представь себе, когда я был еще в Закопане, обо мне с тревогой спрашивали, в Закопане ли я еще, так как разошелся слух, что из санатория я выехал в Варшаву и там вторично смертельно заболел.
Так вот, кто-то пустил такую утку обо мне и обеспокоил меня самого: не заболел ли кто-нибудь из моих братьев. Однако уже потом я получил твое письмо и успокоился. Напиши мне все же, что о них слышно, когда ты имела от них последнее известие.
Кончаю, так как тороплюсь.
Сердечно целую всех вас.
А. Э. Булгак
[Швейцария, Кларан] 25 апреля 1903 г.
Дорогая моя Альдоночка!
Я крепко провинился перед тобой, так долго ничего не сообщал о себе, тем более что мое предыдущее письмо было не очень веселым. Итак, я теперь в Швейцарии. Я хотел уже выехать из деревни в город, но знакомые отговорили меня, и я здесь пробуду, наверное, еще весь май. Опять, значит, я в горах над Женевским озером, вдыхаю в себя чистый горный воздух и великолепно питаюсь. Скверная это вещь, носить в себе врага[39]
, который преследует тебя по пятам; лишь на мгновение удается забыть о нем, но потом он опять напоминает о себе. Врачи говорят, что можно избавиться от него при правильном лечении, хорошем питании, строгом соблюдении режима. Я думаю, что за месяц я прекрасно поправлюсь.Целую всех вас.
Р. S. Детки, наверное, сильно выросли? Я хотел бы обнять каждого из вас лично.
А. Э. Булгак
Берлин, 29 ноября 1903 г.
Моя любимая Альдона!
Я только что получил твое письмо от 22/XI. Более полугода мы не писали друг другу… Это время я скитался по всей Европе[40]
, не имея возможности ни целиком отдаться своей любимой работе, ни найти соответствующий постоянный заработок. Это отравляло мне жизнь. Я не хотел писать тебе, не хотел жаловаться…А. Э. Булгак
[Краков] 18 декабря 1903 г.
Добрая, милая моя Альдона!
Прости, дорогая, что я не писал тебе более полугода и причинил тебе этим беспокойство. Твои письма, адресованные в Кларан, очевидно, пропали. Если бы я их получил, то обязательно ответил бы, — ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Твои письма затерялись, я же не хотел жаловаться в письмах на свою жизнь. А это были бы лишь жалобы, так как я ведь в письмах писать обо всем[41]
не могу, а личная моя жизнь была грустной. И когда после такого долгого перерыва пришло твое письмо с фотографией детей и с письмом Рудольфика, — я страшно обрадовался. Большое тебе спасибо, Альдона, за фотографию.Сердечно целую всех вас.
А. Э. Булгак
[Краков] 28 февраля 1904 г.
Дорогая моя Альдона!
Прости, что так долго не давал знать о себе, однако ты знаешь, что не в забывчивости причина. Просто я должен был очень много работать и мне некогда было. И теперь я спешу, поэтому посылаю лишь эти несколько слов и картинки для ребят.
Сердечно целую всех вас.
А. Э. Булгак [Берлин] 6 марта 1904 г.
Моя дорогая Альдона!