Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём

Я рассматривал и другие лица, в надежде понять, кто из них стал сестрицей-в-двери, в конце концов пришёл к выводу, что это либо Ольга, либо Анна. Это старшие сёстры, и между ними чувствовалось сходство. Начиная с длинны и цвета волос, и заканчивая одинаковой формой подбородка и рисунком бровей. Вот только... я быстро перебрал другие фотографии, сравнивая лица. Теперь я без труда их отличал. Вектор у этих двух людей был разный. Если б над головами девчушек был флигель, у Ольги он показывал бы в сторону семейного очага, спокойного времяпрепровождения в кресле, а у Анны - прочь из дома, из двора, из города, посмотреть другие миры, прежде чем выбрать для себя тот, что станет домом. Именно такие люди рано или поздно начинают называть родителей стариками, непременно с лёгкой снисходительностью в голосе. Если они и возвращаются в семейное гнёздышко, то только для того, чтобы рассказать всем, кто готов слушать, об удивительных изобретениях, которые видели там, за границей маленького мирка.

Второй раз я пришёл к двери с кипой фотографий у груди. Потоптался с минуту, изучая причинённые мной повреждения и стараясь залить водой скепсиса жгучий стыд. Спросил, стараясь, чтобы в моём голосе звучало как можно меньше эмоций.

"Как тебя зовут? Анна? Ольга?"

Стена безмолвствовала. Я слышал её хриплое дыхание - дыхание человека, лежащего в коме на больничной койке. Повысил голос, пытаясь пробудить её от шаткого забытья:

"Ольга?... Или Анна?"

На этот раз сестрица отозвалась. Она заворочалась в своём каркасе; глазок ожил.

"Ольга? Анна?"

Ольгу она проигнорировала. Зато на второе имя ритм дыхания чуть изменился. Не отдавая себе полностью отчёта, что же я всё-таки творю, я освободил от фотографий одну руку и дотронулся до искорёженной плоти.

"Прости меня, Анна... - хрипел я. - Я причинил тебе боль... думал, что смогу выбраться, но ты здесь не причём. Ты такой же узник".

Ну конечно, такой человек, каким была Анна, мог попытаться сбежать из-под материнского гнёта (настало время посмотреть правде в глаза). Судя по всему, попытка эта была обречена на провал: её замуровали в дверь, поставили на страже. Ольга же из тех, кто вечно будет сидеть в своей башне, стоически перенося невзгоды и горести, что раз за разом падают ей на плечи. Весь бунт, на который она оказалась способна, был карманным, потаённым, а именно - участие в заговоре сестёр - помните рисунки на кроватях? - и сольное выступление в виде этого нелепого, вырезанного ножом имени, робкого напоминания: "Я ещё жива".

Волосы ожили и потянулись к моей руке, словно хотели, чтобы я их погладил. Сломанные пальцы задёргались. Почувствовав дурман, я отступил вглубь коридора, под моргающую лампочку, словно её свет мог заключить меня под купол безмятежности и безопасности.

"Что случилось с твоими сёстрами, скажи мне? - спросил я. - Чёрт меня дери, если я не слышал вчера, как ты говоришь!"

Но в ответ слышались только невразумительные хрипы. Волны их окатывали меня с ног до головы потоками нечистот.

"Скажу честно, - принялся рассуждать я, - не знаю, что даст мне это знание, но я буду обращаться с ним так бережно, как только смогу. Что случилось с послушной Ольгой, которая наверняка втайне мечтала, что герой прискачет и освободит её из башни от власти жестокого дракона? И самой младшей, Марией, той смешливой девчонкой с веснушками?"

То, что они исчезли, наводит на некоторые мысли. Так или иначе, перед рассветом всегда самые тёмные часы.

Возможно, обе девочки мертвы. Застряли где-нибудь в этом тёмном мире, так же как и Анна. Она - на страже у дверей... значит, погрузись я глубже, я смогу их встретить?..

3.

Такси не стало заезжать на стоянку, оно прижалось к бордюру на дороге. Без их с Юрием машины парковка выглядела последним ночным троллейбусом, пустым и плохо освещённым, собирающим на остановках только облака пыли.

- Зря вы ей сказали, - прошептала Алёна, когда Пётр Петрович вёл её под руку к открытой дверце автомобиля. Полы его пиджака развевались на ветру, штанины прижимало к худосочным ногам, так, что, глядя на них, Алёна изумлялась - почему не слышно хруста суставов? Этот человек настолько старый, что, наверное, совсем уже не нуждается в еде.

Он сконфуженно извинился.

- Думал, что вы в хороших отношениях. Мы прикладываем все усилия, чтобы наши постояльцы жили душа в душу и не надоедали друг другу. Что она вам наговорила?

Алёна будто не слышала.

- Зачем все они здесь? Что они делают так долго в этом городе? Они же бездельничают, целыми днями гуляют и смотрят телевизор.

Орлиный профиль Петра Петровича в смешной фуражке качнулся вправо и влево.

- Мы не задаём вопросов. Мы просто предоставляем комнату за небольшие деньги и вычёркиваем имена постояльцев, когда становимся им не нужны... вот, прошу. Садитесь. Вам не хуже?