Читаем Дневник, Записки сумасшедшего полностью

Я начинаю злиться. - Господа, разве ж вы не видите, что он больной? - Вы, молодой человек, не вмешивайтесь. - Ах, господа, я вмешиваюсь не потому, что мне доставляет удовольствие с вами разговаривать. - Ну, так и... - И все-таки мне бы очень хотелось, чтобы вы оставили его в покое и удалились. Они пожимают плечами: странный человек... он сам напрашивается... - А все-таки интересно, где же это вы научились такому обращению? - Не знаю... По крайней мере, меня интересует другое - чем этот бедный Юрик заслужил такую немилость? - Все очень просто, молодой человек, - он целый год не плотит за комнату, а мы не имеем права держать в общежитии таких, которые по целому году не плотят! - Все это очень хорошо, господа, но вы поймите, что этому человеку платить совершенно нечем. - Нас это не касается, мы предупреждали его полгода, но он все-таки никак не хочет... - Как то есть - "предупреждали"? Сколько бы вы его ни предупреждали, от этого работоспособность к нему не вернулась. Поймите, что он болен, и бюллетень ему не оплачивают, потому что до болезни он проработал меньше года. Он уже целый год питается только черным хлебом, а вы не забывайте, что этот мальчик - туберкулезный больной, которому строго наказано соблюдать диэту. Они смеются... они не желают меня понимать... Взгляды их выражают снисхождение к моей глупости. - Родные у него есть, они ему помогают, значит, и уплатить могут... - У него всего-навсего один брат... - Но ведь он ему помогает... - Он высылает ему по сотне в месяц, он сам получает 600 рублей и на них содержит семью... - Молодой человек, вы, наверно, думаете, что мы сюда пришли разводить с вами философию... В ваших вон этих книжках, может, написано, что это и плохо... а надо видеть не только книжки, но и понимать... А то вы здесь, наверно, и капитализм скоро будете защищать... - Милые люди, я не собираюсь защищать капитализм, речь идет всего-навсего о защите Юрика, а он так же далек от капитализма, как вы, извиняюсь, от гениальности... Они снова не понимают меня и смотрят на меня вопросительно-весело... Они ужасно любят шутов, им нравится, когда их развлекают... А то ведь жизнь вещь скучная... работа в бухгалтерии... жена, дети... сливочное масло... зевота... А тут - есть над чем посмеяться, блеснуть былой образованностью... - Вы, молодой человек, никогда не интересовались, как я вижу, постановлением Московского Совета... - Совершенно верно, я не интересуюсь ни постановлениями Московского Совета, ни женскими календарями, ни... - Вот тогда бы вы поняли, наверно, что ваша философия совсем здесь не у места. Савостьянов, одевайтесь и собирайте свои вещи... - Юрик, лежи спокойно... Вспоминается Абрамов... Сейфутдинов наклоняется к ногам его и подбирает свои рукавицы... на лице его - жалкая улыбочка, словно бы ему и улыбаться стыдно... Абрамов пододвигает ему рукавицы ногой... Ему очень хорошо... Он испытывает физическое наслаждение, близкое к половому... еще бы только ударить ножкой по сейфутдиновской физиономии... Юрик встает, силится сдержать слезы... Он совершенно неграмотный... он улыбается... - Ну-с, господа, теперь я уверен, что вот этот графин "встанет на защиту человеческой гуманности". - Как вы сказали?.. - Я ничего не сказал, у меня просто есть желание наглядно, так сказать, продемонстрировать достижения нашей стекольной промышленности. В дверях негодует толпа... Старушки вздыхают: "Куда ж он пойдет...", "Больной же...", тупая молодежь смотрит на меня весело... они, как и конторские служащие, любят разнообразие... А то ведь, опять же, - скучно... - Вам вредно пить, молодой человек, и рассуждать вам рано еще... а то ведь мы с вами и без милиции справимся... - Даже? - Представьте себе. Вы думаете, что, если мы работники умственного труда, так у нас нет и кулаков... - Да, но ведь кулаки есть не только у работников, с позволения сказать, умственного труда... - Значит, вы хотите с нами драться... так, что ли?.. - Не знаю... мне почему-то кажется, что хочет драться тот, кто первый напоминает о существовании своих кулаков... Теперь они хорошо меня понимают... И даже тугая на соображение толпа мне симпатизирует... Это хорошо... - А вы остроумный... вам бы только в армию идти на перевоспитание... У меня в полку и не такие хулиганы были, а выходили шелковые... - Да... но тем не менее Юрик останется здесь... - Юрик, может быть, здесь и останется на ночь, а мы с вами пройдемся... - Ах, господа, если бы вы знали, как мне надоели уже эти субъекты в мундирах цвета грозового неба... - Вам, может, и Советская Власть надоела? Пройдемте, пройдемте... Времени у меня оччень много... - А у меня ровно столько же - терпения. Всегда пожалуйста.

6 августа

"Я взглянул окрест себя..." "...и, потирая руки, засмеялся, довольный".

9 августа

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Я хочу быть тобой
Я хочу быть тобой

— Зайка! — я бросаюсь к ней, — что случилось? Племяшка рыдает во весь голос, отворачивается от меня, но я ловлю ее за плечи. Смотрю в зареванные несчастные глаза. — Что случилась, милая? Поговори со мной, пожалуйста. Она всхлипывает и, захлебываясь слезами, стонет: — Я потеряла ребенка. У меня шок. — Как…когда… Я не знала, что ты беременна. — Уже нет, — воет она, впиваясь пальцами в свой плоский живот, — уже нет. Бедная. — Что говорит отец ребенка? Кто он вообще? — Он… — Зайка качает головой и, закусив трясущиеся губы, смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и сердце спотыкается, дает сбой. На пороге стоит мой муж. И у него такое выражение лица, что сомнений нет. Виновен.   История Милы из книги «Я хочу твоего мужа».

Маргарита Дюжева

Современные любовные романы / Проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Романы