Дневник женщины времен перестройки

- Ну уж нет! - возмутилась я.

Митя расхохотался, затормошил меня:

- Боишься хозяйства? Ну признавайся, боишься?

- Боюсь, - честно призналась я. - Ничего в нем не смыслю!

- Клянусь, к плите не поставлю, - торжественно пообещал Митя. - Меня и дома-то сроду нет: все дни с больными.

- Обрадовал... А я целыми днями что делать буду?

- Сочинишь что-нибудь новенькое по строительству, - не растерялся Митя. - Сама ж говорила, времени не хватает. Теперь хватит.

- Ох, пусть лучше его не хватает!

Митя сел на ручку моего кресла, обнял меня за плечи.

- Смотри, Люся, какие мы все советские, - вздохнул он. - Женщина, видите ли, не может сидеть дома, должна работать. Это всем нам с детства внушили, чтобы выгнать вас, несчастных, на производство, чтобы вы сами себя содержали, чтобы всем нам платили на прокорм одного человека - себя. Знаешь, сколько неврозов из-за такого вот образа жизни?

Кто же не знает? Только работу свою ни за что не брошу, потому что люблю.

- А как же Алена, Славка? - перевожу разговор на другое. - А внучек? Он уже мне улыбается.

- Образуется... - неопределенно тянет Митя. - Давай не думать пока о проблемах? Переезжай - и баста! И будем решать шаг за шагом.

Рядом с ним многое кажется простым и ясным, по крайней мере решаемым. Но потом он ушел к больным, оставив меня одну, и ко мне вернулась моя тревога, грань страха, в которой в неустойчивом равновесии я пребывала. Много сомнений, бесконечно много проблем, но ведь это любовь, стоит ради нее постараться. Поздновато пришла - так ведь она никого не спрашивает.

Постой, а Костя? Это теперь ясно - первый, кто разбудил, - а тогда казалось - любовь. Ну, а с Сашей что было? Неужели совсем ничего? Почему же тогда я о нем беспокоюсь? Потому что родной, отец Алены и Славы - вот почему. Потому что вместе прожита жизнь.

Суббота

В субботу поехали в лес - прощаться с летом. Как ясно помню я этот день! Ковер из травы под ногами, тронутые желтизной высокие клены, маленькие зеленые елочки на горизонте и тяжелое, набухшее непролившимся дождем небо. Все замерло, затаилось, притихло - распоследние летние денечки, затишье перед грозой, которая обрушится вот-вот на Москву.

Мне спокойно, уютно, радостно рядом с Митей. Мысли текут медленно и лениво. Какие лекции? Какие, в самом деле, студенты? Глупости, глупости... Любовь и покой, нежность и защищенность - вот оно, главное... "Нелегко сбрасывать кожу..." Жалко Сашу, стыдно перед Аленой и Славкой - ведь уже бабушка! - а выхода нет. Надо решаться, потому что только с Митей я чувствую жизнь, в ней существую. Без него смотрю на все как со стороны, вроде читаю книгу. Неприятное ощущение...

Итак, решено. Приеду в Самару, поговорю с детьми, соберу вещички, возьму какой-нибудь отпуск, а не дадут, значит, судьба - уволюсь! - и будем мы наконец вместе. И придется - ничего не поделаешь! - писать во Вьетнам, умолять о разводе. Пусть даст хотя бы ради Алены: как иначе перевести дочь в Москву? Обо всем этом сто раз переговорено с Митей, и теперь мы идем и молчим, опустошенные шквалом проблем, опьяненные запахами леса, счастливые, несмотря ни на что.

- Вон белочка.

- Где?

- Да вон же, смотри. Слева, слева. Перепрыгнула на сосну!

- Ага, теперь вижу.

Он заглядывает мне в лицо:

- Устала?

- Нет, ничего.

- Поедем домой?

- Поедем.

Расступаются желтые, коричневые роскошные клены. Перед нами неожиданная, бьющая в глаза зелень. Широкая поляна, под ногами чмокают влажные кочки: где-то там, в таинственной глубине, болото. Мы останавливаемся и смотрим на этот кусочек юного лета. Качаются поздние ромашки на высоких стеблях, белеет, розовеет скромный и низенький клевер. Пьяные от воздуха, с букетом полевых цветов мы едем домой в пустой грохочущей электричке.

- Что-нибудь съедим и завалимся спать, - говорит Митя. - Правда?

- Правда.

Но благие намерения таковыми и остаются, потому что нас ненасытно тянет друг к другу.

Воскресенье

Этот день мы с удовольствием провели дома. Я сготовила свой коронный борщ - свекла, капуста, перец, картофель, помидоры и все, что нашлось в доме. Пока готовила, Митя вертелся под ногами и, вмешиваясь в технологию, энергично мешал. Наконец я его прогнала. Он исчез, но через пять минут возник снова.

- Эй, я соскучился!

И я ужасно обрадовалась, потому что без него в кухне стало как-то очень пусто.

Вечером мы выбрались из его симпатичной берлоги и пошлялись по Арбату. Смешная получилась улица: дома в одном стиле, фонари в другом. А главное всю ее захватили какие-то подозрительные типы: не то торговцы, не то перекупщики. Попадались, правда, акварели художников, довольно приличные, но откровенной халтуры было удручающе больше. Короче - культурного центра не получилось.

- Поддержим искусство! - решил Митя и выбрал у одного из художников акварель.

Она и теперь стоит у меня на столе - кусочек старой Москвы, напоминая о том теплом вечере.

Посмеиваясь, переглядываясь, мы шли и шли по Арбату.

Агрессивный толстяк на углу вопил, взмахивая руками, скверные вирши, на другом углу играл на гитаре мальчишка. Коробка из-под молока, стоявшая перед гитаристом, зримо намекала на подаяние.