Дневники

Мы – это: Кузнецов Эдуард Самуилович, еврей, 32 лет от роду, в 1968 г. отбывший 7-летнее заключение за так называемую антисоветскую деятельность, а в 1970 г. приговоренный Ленинградским городским судом за попытку изменить родине путем бегства за границу к 15 годам, за организационную деятельность – к 15 годам, за покушение на хищение государственной собственности в особо крупных размерах (имеется в виду самолет) – к 15 годам, за размножение (в 2-х экземплярах), хранение и распространение «мемуаров» Литвинова – к 10 годам, за размножение (в 1 экземпляре), хранение и распространение с целью ослабления советской власти книги Шуба «Политические деятели России» – еще к 10 годам; Мурженко, Алексей Григорьевич, украинец, 1942 года рождения, в 1968 году освободившийся после 6-летнего срока за антисоветскую деятельность, в 1970 г. осужденный Ленинградским городским судом за покушение на измену родине на 14 лет; Федоров Юрий Павлович, русский, 28 лет, освободившийся в 1965 г. после 3,5 лет заключения за антисоветскую деятельность, приговоренный в 1970 г. тем же Ленинградским городским судом за измену родине к 15 годам, за организационную деятельность – к 15 годам, за попытку похитить самолет – к 15 годам. Мы признаны особо опасными государственными преступниками, особо опасными рецидивистами и ныне содержимся в спецлагере особого режима. На суде мы не признали себя виновными в предъявленном нам обвинении, хотя советская пресса и сообщала об обратном (см., например, «Известия» от 1-го января 1971 г.), и сейчас мы заявляем, что нас судили за преступления, которые мы не только не совершали, но и не собирались совершать. Мы жертвы преднамеренно расширительной интерпретации понятия измены родине – противоправного политико-юридического приема, четко осужденного на Нюрнбергском процессе в 1946 г., – и противозаконного применения к нам статьи по аналогии (за отсутствием в советском уголовном кодексе статьи об угоне самолетов, нас обвинили в намерении присвоить самолет). Мы, не отрицая инкриминированных нам актов, считаем умышленно ложной квалификацию их: мы полагаем, что виновны в попытке совершить угон самолета, но не в намерении присвоить его и не в покушении на измену родине, а всего лишь в нелегальном побеге за границу.

Г-н У Тан, нас волнуют следующие вопросы.

Несмотря на то, что текст «Всеобщей Декларации прав человека», как к примеру сказать, и Библия, и Евангелие, считается в концлагере крамолой, мы осмеливаемся многое из этого текста помнить наизусть. И в первую очередь статьи 13, 14 и 15. Великолепные слова, великие обещания, источник светлейших упований!… Скажите, ведь ратификация этой Декларации обязывает к выполнению ее статей, не так ли? Чем государство, ратифицировавшее Декларацию, гарантирует реальность воплощения в жизнь провозглашенных прав человека? И как оно расплачивается за постоянные, ставшие элементом государственной политики, нарушения тех или иных статей Декларации? И, главное, как быть человеку, чьи права попираются на протяжении многих лет и нет ни исхода, ни самой мизерной надежды на реализацию этих прав? Куда ему обратиться, и может ли он рассчитывать на действенную помощь извне, если столкнулись его человеческие интересы с государственными? (Г-н У Тан, мы имеем в виду вполне конкретный территориально-политический контекст и поэтому совет обратиться в суд для разрешения конфликта между государством и личностью неприемлем… Это немыслимо – особенно если в основе такого конфликта хотя бы видимость политической подоплеки).