Виновным по статье 64 не признаю, так как родина моя Израиль. Уверен, что другие, так же как и я не собирались присваивать самолет и потому не признаю себя виновным в ст. 93. Касаясь фактов, хочу рассказать о той группе, которая ждала в Приозерске. Мы выехали из Ленинграда в Приозерск на поезде с Финляндского вокзала днем 14/VI. По дороге чувствовали за собой слежку и поэтому дважды выходили из поезда и садились в следующий. Думали вернуться, но сомневались и продолжали путь. По дороге из рюкзаков вынули все компрометирующее – карту, которую дал Дымшиц и две дубинки, которые обнаружил у себя в рюкзаке Пенсон. В Приозерск прибыли значительно позднее предполагаемого, т. к. высаживались дважды на промежуточных станциях. Вышли из города, попали в лес, заблудились, не знали, где аэродром, где вокзал. Развели костер и легли спать. Один (вначале Пенсон, потом Хнох) дежурил у костра и в 3 часа ночи были задержаны. Эта приозерская группа получилась потому, что было слишком много людей и в «Смольном» не могли все сесть (самолет двенадцатиместный). Решили, что в Приозерске безопаснее и там должны быть женщины (непонятно до сих пор – как же дети и жена Дымшица, вероятно, что Хнох не знал о них). Хнох сам опоздал на распределение ролей. А Пенсон сам попросился в эту группу. Очевидно боялся.
Далее Хнох отвечал на вопросы по ст. 70, 72, виновным в которых тоже себя не признавал. О статьях «Нехама вернулась» и о родном языке (название неточно) сказал, что антисоветскими их не считает. В одном из изданий вариантов статьи о языке в одной фразе есть преувеличение (что в 30-е годы был уничтожен в СССР весь цвет еврейской нации), так «весь» это преувеличение – в остальном ни клеветы, ни антисоветского ничего нет. Прокурор задавал много вопросов, на которые Хнох отвечал так: этого у меня в обвинении нет и на вопрос отвечать не буду. В вопросах этих были какие-то фамилии – какие не запомнились. Через пять-шесть таких ответов судья резко оборвал его, сказав «почему это он решил так отвечать суду». Хнох ответил, что имеет на это право, но не помнит согласно какой статьи. Адвокат Сарри в своем вопросе спросил, не имел ли он в виду статью 254 УПК, при этом зачитал статью. (Вероятно, это пошло на пользу всем подсудимым). На какие-то вопросы прокурора Хнох отвечал, что они расходились несколько в формулировках с протоколами допросов, и тогда Хнох заявил протест о ведении следствия, что хотя ему не угрожали и вели следствие корректно, он часами не мог добиться, чтобы следователь записывал его ответы точно. Добиться того, чтобы писать протоколы самому, он не смог.
Изложу мотивы. Мой отец 72 лет, пенсионер, больной, его близкие родственники в Израиле и мечтает перед смертью соединиться с близкими. Моя мать родилась в маленьком еврейском местечке, очень плохо говорит по-русски и ассимилироваться, акклиматизироваться в СССР не может. Мы несколько раз подавали документы в ОВИР, но получали отказы. Я полагаю, что из-за меня, так как я молод и здоров, а одних стариков выпустили бы. Поэтому, узнав о готовящемся, я сразу не колеблясь дал согласие – если я буду на родине, то стариков легко выпустят туда. Узнал в конце мая или начале июня, но все время боялся – очевидно, черта характера, поэтому попросился в Приозерскую группу, думая, что если передумаю, то оттуда смогу уйти, никого не подводя. Сам просил кого-то, может быть Израиля Залмансона, подписать за меня обращение, т. к. куда-то торопился. На вопрос прокурора: куда Вы дели две дубинки, ответил, что выбросил в окно, когда мы заметили, что за нами следят, но должен сказать суду, что Кузнецов мне их не давал. Я видимо их сам подложил в свой рюкзак по ошибке приняв за колбасу, которая так же как дубинки была завернута в газету. Все время, пока в Приозерске были в лесу, боялся и хотел уйти, но не мог бросить костер, т. к. был дежурным.
В статье 64 признал себя частично виновным. Про статью 93 сказал: это же вообще ерунда какая-то, кто может поверить, что мы собирались украсть самолет.