Дневники

За стеной захоронённых жертв политических репрессий ещё стояло телевидение, и рядом, за зелёным шатром, были видны большие венки. Мы подошли ближе. На могиле матери Лиозновой, Иды Израилевны, только что произвели захоронение её дочери Татьяны. Лежал лапник и несколько венков от Союза кинематографистов России. Вся могила была усыпана цветами. И мы положили розы. Немного помолчав, мы ушли за остальными с кладбища. В Донской монастырь мы пошли поставить свечи. Завтра день чудотворца Сергия Радонежского. Я хочу постоять у его иконы со свечой.

Икона очень большая, и у неё цветы, а паникадила нет, только рядом, у Пантелеймона целителя.

– Попросить надо святого о помощи в нашем творчестве, – сказала я Славе.

Он задумался. И когда я ставила свечку, тоже поставил её рядом.

В храме убирались, чистили пол.

– Это что, санитарный день перед праздником? – спросил Слава убирающихся.

– Да, нас позвали здесь убраться, – ответила молоденькая девушка.

– А вы кто?

– Мы из сферы обслуживания.

– Кто?

– Из кулинарного техникума. Нас сняли с занятий, чтобы убраться в монастыре.

– Какое у вас почётное поручение, – сказал Слава.

Выйдя из церкви, мы, как обычно, повернули в некрополь. Была самая настоящая осень. Жёлтые листья ковром усыпали могилы и брусчатку и шелестели под ногами. Я очаровалась надгробными памятниками, на которые падали лучи солнца. Памятники были настоящими произведениями искусства. На камнях были высечены книги, ангелы, вазы, шары – всё, на что способна фантазия художника. Снова прошли к стене с горельефами и оттуда вышли к могиле А.И. Солженицына. Сели на лавочке возле неё. Могила была вся засыпана листьями. Миллион осенних листьев покрывал кладбище и засыпал и могилу, у которой уже не было цветов, как летом, и не горели свечи. И только у фотографии писателя, в двух вазах, ещё стояли несвежие гвоздики и астры.

– Осень дарит миллион листьев.

– Да, не миллион алых роз, а миллион листьев. Всё осыпано ими. Вот они как шелестят. Слышишь? Рядом не успевают убирать.

– Это всё те же ребята из кулинарного техникума убираются?

– Всё те же.

– Счастливые, трудиться благородно.

– Пойдём, сядем на веранде.

Мы вышли из некрополя на подворье. В глубине аллеи виднелась за деревьями клетка для павлина, стояли улья за яблонями, лежали брёвна для летнего сруба, а ближе, у трапезной, был большой огород с капустой. Видно, урожай ещё убрали не весь. У веранды, как и летом, цвели розы, и стоял медовый запах от мелких белых цветов. Рядом, на скамейке, отдыхали бабушки, и мы тоже присели.

– Сегодня здесь много отдыхающих, гуляют даже молодые.

– Я давно поняла, что здесь хорошо. Вот и идут сюда разные люди. Сидеть бы здесь и сидеть.

Но время, как всегда, торопит. Мы вышли из монастыря и опять пошли по парку.

– Какой он всё-таки заброшенный, – был не доволен Слава, – хоть сделали две клумбы, но этого мало. Здесь и лавки стоят не так, на траве, и асфальт в трещинах, и каруселей для детей нет, только качели, а большая клумба вся заросла травой. Я буду звонить в мэрию. Но в этом году уже поздно… А вот здесь что такое? Пустырь! – удивился Слава, отойдя в сторону.

– Смотри, – сказала я, – там фотографируются.

На земле, на листьях, в белых сапогах лежала девушка, и её на камеру снимал полный, грузный парень.

– Счастливые. Она его Муза, – сказал Слава.

– Смотри, она теперь листья разбрасывает, явно вскружила голову своему фотографу.

– Сейчас они поцелуются. На этом пустыре всё равно никого не видно.

– Конечно, это любимое занятие Музы! Может, Музе на этом пустыре памятник поставить? – предложила я.

– Фантазёрка. Пустырь надо хотя бы привести в божеский вид. Ведь людям негде собираться здесь по праздникам. Такой запущенный вид!

– Что-нибудь ещё придумаем, а пока сфотографируй меня, как ту Музу, у дерева.

07.10.11

День Преподобного Сергия Радонежского

ОСергии Радонежском я узнала ещё в раннем детстве, когда ездила с бабушкой в Троице-Сергиеву лавру. Раньше, в советское время, Сергиев Посад, где основана лавра, назывался Загорском. Как сквозь сон, помню церкви и скит. Они казались очень древними, как терема на рисунках в сказаниях о стародавних временах, о которых я узнавала из старых детских книг. Эти рисунки напоминали древнее царство на заре истории. И храмы в Троице-Сергиевой лавре мне казались божьим царством. В тот день было много народа. Все спешили помолиться. Но я была ещё некрещёной, и бабушка держала меня за руку. Перед входом в храм она спросила монашку:

– Можно и внучке в храм войти? Она некрещёная.

– Можно, – сказала монашка.

Бабушка ввела меня за руку в храм и не выпускала мою руку, даже когда ставила свечку. Я смотрела на неё и думала, как бабушка серьёзно молится. И здесь столько много взрослых. «Что-то здесь происходит большое, народное, что видно только самому Богу», – думала я и закрыла глаза.

Также я была с бабушкой и в другой церкви. И только в один храм меня не пустили. Сказали, что туда заходят только крещёные.