Дневники. 1913–1919

20 сентября. Вторник. Лекция в Академии. Как будто замечается вновь движение наших войск в Галиции. Газеты полны статей о новом министре внутренних дел Протопопове275, бывшем товарище председателя Думы. Вот уже, кажется, призыв человека, облеченного общественным доверием – и все же какое недовольство и брюзжание! Подай непременно кабинет Милюкова!

21 сентября. Среда. Утро провел за подготовкой к просеминарию и за работой над Петром. Пересматривал 1690 и 1691 годы, читая статью Погодина. От 4 до 6 был в Университете и начал занятия с первокурсниками в просеминарии, объяснив значение практических занятий и объявив темы. За мной зашла в Университет Л[иза], и мы отправились к Мюру улаживать мне лампу. После обеда я был у Д. Н. Егорова, которому отнес краткий некролог С. И. Смирнова.

22 сентября. Четверг. Утро после очень ранней прогулки прошло в подготовке к семинарию по Псковской грамоте и в исправлении и дополнении 1691 года в биографии Петра.

Все же статья Погодина заставила меня увидать некоторые пропуски, которые я и восполняю. В газетах прочел известие о смерти Ю. В. Бороздиной – матери нашего «Книгоглота»276. В 4 ч. я был в Университете и увидел А. Н. Филиппова, который мне сообщил, что он только что на происходившем сегодня заседании юридического факультета внес предложение о возведении С. Б. Веселовского в докторы истории русского права honoris causa [37] . Сообщение это меня глубоко взволновало потому, что Филиппов поспешил с этим делом, не переговоривши с нами, русскими историками. Я сказал ему, что только что написал очень отрицательную рецензию на книгу Веселовского и что в Совете буду возражать против его предложения. Он очень озлобился и взволнованно сказал: «Ну, как хотите, может быть, с исторической точки зрения его книга не удовлетворительна, но с юридической…» и он не договорил, добавивши только: «Он 40 лет в архивах». От волнения спутал: Веселовскому всего около 40 лет. Я закончил разговор словами: «Значит, будем сражаться». Готье, пришедший к концу нашего разговора, был также взволнован, говорил: «Как же теперь быть! Все же хорошо, что это от нас, т. е. от историко-филологического факультета, отпало!» Я ему сказал, что раз я написал рецензию, где выражаю свое убеждение, что книга – рядовая, следовательно, я не могу смолчать и в Совете, но что Совет, конечно, станет на сторону юридического факультета, т. к. всегда Совет поддержит авторитет факультета против одного лица. Юрий [Готье] мне ответил, что он присоединит свой голос к моему. Посмотрим, будет ли это так. Я считаю книгу Веселовского полною недостатков и не вижу решительно причин проводить ее с отступлением от обычного порядка, т. е. без диспутов. И кроме того, такое отступление было бы несправедливым по отношению к нашим. Почему же мы Д. Н. Егорова и Яковлева, представивших по две книги, подвергали и будем подвергать диспутационным мытарствам. Диспут тем хорош – что это игра в открытую. Каждый может прийти и высказаться о достоинствах и недостатках книги. Зачем же с В[еселовским] действовать втихомолку? Все это меня настолько глубоко взволновало, что я с большим трудом делал вступительные замечания к семинарию. Вечером я был в заседании попечительского совета277 по вопросу о приспособлении новых программ к курсу средней школы в текущем году. Я за 5 лет, как состою членом этого совета по выбору от Университета, в первый раз был в заседании, потому что первый случай, где голос специалиста мог понадобиться. Большое собрание господ в форменных фраках и сюртуках, все так чинно и формально. Попечитель [А. А. Тихомиров], появившись, обошел всех. Я разговаривал с А. Д. Алферовым. Встретил также С. А. Щербакова278, своего бывшего ученика Тиличеева. Заседание шло гладко. Доклад по вопросу был составлен комиссией из специалистов по каждому предмету, и совету оставалось только его принимать. В заседании я увидел П. В. Гидулянова – декана юридического факультета, директора Лазаревского института279. Я счел обязанностью предупредить его о своем намерении возражать в Совете против Веселовского. Он мне сказал, что предложение Филиппова у них прошло единогласно, потому что книг В[еселовско]го никто не читал и все положились на Филиппова, что И. Т. Тарасов говорил, что с возведением надо спешить, а не то за это дело возьмется историко-филологический факультет, что Гензель и Озеров считают книгу Epoche-machende [38] , видя в ней сплошь открытия и т. д. Я рассеял легенду об историко-филологическом факультете и высказал свои взгляды. Гидулянов мне ответил, что он подумает, как выйти из затруднения, и благодарил меня за предупреждение. Виделся я также с Л. М. Лопатиным. Ночь я спал плохо, все думал об этом деле.