Дневники. 1913–1919

Вечером было заседание Совета. Я ожидал, что он будет коротким и кончится к 8 часам; но ректор [епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский)] стал подробнейшим образом излагать свое столкновение с доцентом Виноградовым и читать свои доносы на него митрополиту [Московскому Макарию (Невскому)]. Отношения между ними испортились постепенно. Поводом же к окончательному конфликту послужила выходка Виноградова в академической церкви 21 октября прошлого года. Ему как преподавателю «гомилетики»311 было предложено произнести проповедь в царский день 5 октября. Предложение было сделано в письменной форме, бумагой за №. Виноградов обиделся и отказался по болезни. Тогда предложение было повторено на царский день 21 октября312. Он явился в церковь и прочел по печатному тексту одну из проповедей митрополита Макария313. В рапорте ректора именно вменяется Виноградову в вину, что он читал по печатному, «а не заучил текста наизусть или не переписал его в тетрадочку, чтобы прикрыть от студентов». Значит, плагиат «прикрытый» предпочтительнее откровенного чтения чужой книги. Понятия! Все это слушать было крайне тягостно. В конце заседания чуть было не сорвалось избрание Лысогорского. Предложение о нем, чтобы избрать его ординарным профессором на свободное место. Предложение было принято сочувственно. Но инспектор [архимандрит Иларион (Троицкий)], чтобы сделать шпильку ректору, заметил: «Значит, теперь политика меняется. Ведь избрание Лысогорского – против закона», т. к. устав требует, чтобы половина Совета были духовные, а половина светские лица. Ректор крайне обиделся и сказал, что если раздается голос о противозаконности, то он берет свое предложение назад. Положение сделалось критическим. Я горячо выступил, прося не брать предложение назад. Ректор настаивал на своем. Я прибег к крайнему средству и сказал, что вношу предложение об избрании, и сейчас же подал его на бумаге. Глаголев и Введенский сказали, что поддержат меня и подпишутся под предложением. Раздались сочувственные голоса и остальных членов Совета. Предложение об избрании было пущено на голоса, и Лысогорский был избран единогласно. Это доставило мне большую радость. Тотчас же необходимая формальность, т. е. бумага с предложением, была написана и подписана мною, Глаголевым и Введенским. Выйдя из монастыря, я увидел у ворот совещающихся Тареева, Туницкого и Орлова. Последние все предложили зайти к И. В. Попову. Было уже 11 часов – поздно, но, возбужденный заседанием, я имел слабость согласиться. Мы просидели до 12, живо обсуждая подробности заседания. Эти господа живут исключительно интересами своего болота. Вернувшись в гостиницу, я тотчас лег, но ночь плохо спал под влиянием возбуждения.

19 октября. Среда. Утром ко мне заходил Д. И. Введенский с просьбой передать пакет преосв. Дмитрию Можайскому – с программами для Богословских курсов. В двенадцатом часу я был в Москве. В вагоне просматривал рецензию свою на Веселовского, готовясь к вечернему заседанию Исторического общества. К 41/2 заходил в Университет, занеся на Саввинское подворье314 свои и Д. И. Введенского программы. В Университете давал в просеминарии объяснения относительно рефератов. Вечером заседание Исторического общества. Егоров позаботился о публике. Пришло так много курсисток, что заседание пришлось перенести снизу в аудиторию № 6. Веселовский усыпительно прочел по печатному тексту свою заключительную главу. Это было более чем неудачно. Следить за этой крайне мелочной и специальной главой не было возможности, и, конечно, никто, не только из курсисток, но и из сидевших за столом членов общества ничего не понял. После перерыва, слишком длинного, начались прения. Я прочитал, т. е. проговорил свою рецензию, сократив ее, но намеренно усилив ее резкость. Веселовский слабо возражал. Так как было уже 12 часов, то М. К. [Любавский] предложил прения отложить до другого заседания. Я времени не замечал, но, вернувшись домой, чувствовал себя очень усталым и опять совсем плохо и мало спал.

20 октября. Четверг. Проснулся поздно, совсем усталый. Чувствовал себя целый день неважно. Был у Готье в Румянцевском музее за книгой «Двинские записки» о путешествиях Петра Великого на север315. С трудом провел семинарий в Университете. Вечером также ничего не мог делать. Лег спать в 10 час. Лиза разговаривала по телефону с Яковлевым, который говорил, что я был слишком резок. Это совершенно верно. У меня при возражениях всегда появляется какой-то чрезмерно резкий тон, а здесь я его еще намеренно усиливал.

21 октября. Пятница. Праздник. Дома. Буквально весь день с 10 часов утра и до 8 вечера я работал над Петром, пересматривал 1693 г. и очень устал. Выходил в 9 ч. вечера погулять.