Дневники. 1913–1919

5 марта. Воскресенье. Утром был у обедни в университетской церкви и потом на молебне «о ниспослании Божия благословения на возрождающееся к новой жизни Государство Российское». На повестке стояло уже «Ректор университета» вместо «Ректор Императорского университета». За обедней проф. Боголюбский сказал хитроумное слово, показывающее, как батюшки могут легко приспособляться, на тему: церковь видела за 19 веков своего существования множество всяких переворотов государственных, ее этим не удивишь, она существовала при всевозможных государственных формах, будет существовать вечно, и «врата адовы не одолеют ю»74. Слушателям же советовал быть «мудрыми яко змии». После обедни было в зале Правления заседание Совета, которое М. К. [Любавский] открыл речью, начинавшеюся словами: «Вчера мы хоронили старую монархию. De mortuis aut bene aut nihil» [46] . Однако сказал для чего-то, что в ряду монархов за четырехсотлетнее существование монархии были фигуры мрачные, трагические, трагикомические и даже просто комические. Но монархия много все же сделала для Руси: собрала громадные земли, дисциплинировала общество, содействовала накоплению в нем большого запаса духовных ценностей. Теперь важно не растерять этих ценностей и т. д. В заключение предложил послать приветственные телеграммы новому правительству и Мануйлову. Забыл еще записать его мысль, что монархия пала, потому что обнаружила негибкость, неспособность принять формы, соответствующие новым течениям жизни. Все это верно, но изображать в мрачных и только в мрачных тонах фигуры прежних монархов было напрасно. В них были и очень светлые стороны, и историк обязан беспристрастно их отмечать. А. Н. Савин предложил выразить пожелание, чтобы вернулись в Университет ушедшие в 1911 г. Долго вырабатывалась формула этого пожелания с разными поправками и т. д. На это ушло много времени. Затем рассуждали о том, что Университет должен руководствоваться существующими узаконениями, регулирующими его жизнь. Но студенты уже «завладели университетом», как они выражаются. Все новое здание занято помещением для милиции; туда свозят захваченных городовых и приставов. В старом здании также захвачена лаборатория проф. Гулевича. По закрытии заседания Гензель сообщил тревожные известия о положении с топливом, продовольствием и работой на оборону, которая целую неделю уже не производится. Положение ему рисуется прямо отчаянным! Вернувшись домой, я нашел у себя Алексея Павловича [Басистова], все еще в энтузиастическом настроении. Сколько теперь польется слов, слов и слов! В газетах уже началась словесная вакханалия, прямо свистопляска. Каждый день появляются все новые и новые газеты. Выкрикивался сегодня какой-то «Голос железнодорожника»75, когда мы шли с Ю. В. Готье с Совета, причем он заметил: «Кому это нужно?» Долго еще река, столь бурно вышедшая из берегов, не войдет в свое русло! В частности, в Университете в этом полугодии занятия едва ли уже будут возможны. М. Н. Розанов рассказывал, что вчера была сходка на В. Ж. К., причем одна из курсисток кричала: «Товарищи! уже студенты завладели Университетом. И мы должны завладеть Курсами». Вечер я провел у Карцевых, стоящих за монархию Михаила. Мне думается, что течение пройдет теперь по гегелевской схеме, т. е. после тезиса (старая монархия) наступит антитезис (республика), и только уже потом, когда антитезис себя исчерпает до дна, наступит синтез. Посмотрим.

6 марта. Понедельник. Утром получил из Академии повестку на Совет и телеграмму от ректора [епископа Волоколамского Феодора (Поздеевского)]: «Чрезвычайные обстоятельства требуют вашего непременного присутствия на собрании корпорации 6-го марта». Переговорив с С. И. Соболевским и узнав, что он тоже получил такую же телеграмму и едет, я решился ехать. В 3 ч. дня, выйдя из ворот и поскользнувшись на тротуаре, покрытом слоем льда, я упал и сильнейшим образом расшиб себе крестцовые кости. Меня поднял проходивший мимо офицер. Сделав несколько шагов, я убедился в том, что могу двигаться, и, несмотря на сильнейшую боль, пошел к трамваю. Трамваи с нынешнего дня начали ходить, но без прицепных вагонов и очень редко. Прождав попусту минут 10–15, я было двинулся на вокзал пешком, но идти было больно. Встретив на Арбатской площади Миню и Лизу, я с ними вернулся, т. к. на поезд пешком все равно опоздал бы; да и с больной спиной ехать было бы рискованно. Вечер дома, работал над рецензией.