Дневники. 1913–1919

23 октября. Понедельник. Я встал в 6 ч. утра и в 7 еще при полном мраке вышел из дому, чтобы ехать к Троице с более ранним поездом в 8 ч. 30\'. Я избегал дальнего поезда в 9 ч. 30\', опасаясь, что он перегружен «товарищами-солдатами». Но этот местный поезд в 8 ч. 30\' не отапливается, и находившиеся в вагоне пассажиры – нас было человек 5 – закоченели. У меня ноги совершенно застыли. Стужа была и в аудитории – градусов 5–6 тепла. Затем такое же приятное возвращение в нетопленом вагоне. С вокзала я, чтобы согреться, пришел домой пешком. Заходил на минуту Егоров.

24 октября. Вторник. Утро за работой над Петром, и удалось кое-что сделать. К часу дня – на факультетское заседание в Университете. Мне о нем сообщил вчера Егоров; оно мне показалось очень стоящим внимания, и, как не жаль было бросать работу над биографией, я поехал в Университет. Заседание чуть было не сорвалось за отсутствием кворума, очевидно, потому что было назначено двумя часами раньше обыкновенного. Мы все-таки решили начать разговор в порядке частного совещания, и действительно вскоре же собралось достаточное количество членов. Экстренное заседание было созвано по поводу двух бумаг министерства: 1) о том, чтобы приват-доцентом могло делаться лицо, не сдававшее магистерских экзаменов, а только защитившее сочинение pro venia legendi [53] ; 2) о том, что лицо, пробывшее три года приват-доцентом может получать звание экстраординарного, а пробывшее пять лет – звание ординарного профессора. Все в один голос восстали против этих предложений. Сакулин говорил, что такое возведение может быть только в исключительных случаях, за действительные ученые труды. Розанов указал, что такой путь открывается действующим уставом и в данном случае нововведения ни к чему. Я говорил о том, что здесь имеются в виду не ученые труды, а, конечно, жиденькая брошюрка страничек в 50. Если допустить такой укороченный путь в приват-доценты, то кто же захочет сдавать тяжелые магистерские экзамены? Я в этом освобождении профессоров от научной подготовки вижу то же явление, что и в военной сфере, где подпоручик становится командующим войсками округа, а присяжный поверенный – верховным главнокомандующим. Кизеветтер доказывал пользу магистерских экзаменов. Выступали еще Поржезинский, Покровский, Петрушевский, Сперанский и приват-доцент Рубинштейн, последний, впрочем, с критикой магистерских экзаменов. Редко когда бывает такое единодушие в факультете, как в этом заседании.

Вечером мы с Д. Н. Егоровым, за которымя зашел, былина заседании Археологического общества, посвященном памяти М. В. Никольского, ассириолога. Говорили Н. П. Лихачев, Тураев, Н. М. Никольский. Зала заседаний в доме Общества на Берсеневке, маленькая, уютная, со сводами, на которых изображены «беги небесные», навеяла на меня воспоминания о былых днях, об Археографической комиссии. Вернулся домой рано, в 10-м часу, и читал Маколея.

В Петрограде явный мятеж гарнизона против правительства, поднимаемый «товарищем» Троцким, выпущенным из заключения под залог и безнаказанно ведущим свое дело. И нет у правительства силы пресечь это беззаконие! Канатный плясун [А. Ф. Керенский], ходивший все время на задних лапках перед товарищами, кажется, дотанцовывает свои последние дни. Ушел из военных министров шарлатан и негодяй Верховский, объявивший себя интернационалистом240. Это министр вроде Чернова в земледелии. Что же это делается с русскою землею? И неужели не явится избавитель?