Дневники 1913-1919

26 ноября. Четверг. Все утро был занят чтением выдающейся работы студента Штрауха о стрелецком бунте 1682 г.¹⁷⁰, очень большой по объему. Она и была предметом семинария сегодня. С семинария я намеревался пойти на чтение французских профессоров; но по настоянию Егорова отправился на В. Ж. К. на заседание советской комиссии¹⁷¹ все по тому же делу о благодарности В. И. Герье за его пожертвование Курсам. Так как историко-философский факультет уже принял решение поднести адрес В. И. Герье, то директор [С. А. Чаплыгин] попал в неловкое положение: факультет будет благодарить, а Совет нет. Для улаживания этого дела и созвана была комиссия с приглашением в нее лиц, избранных историко-философским факультетом для поднесения адреса. Директор, открыв заседание, объявил, что советская комиссия в заседании 24 октября постановила не выражать благодарности, до получения официальной бумаги из Думы. Об этом постановлении наш факультет, кстати сказать, ничего не знал, и Хвостов принес повинную в том, что не осведомил об этом факультет, так как позабыл о постановлении комиссии. Произошел горячий обмен мнений. Противником немедленного принесения благодарности оказались Давыдовский и нелепый М. Н. Шатерников, мне ставший неприятным с истории 1911 г., когда «выходили» из Университета профессора и приват-доценты¹⁷². Я с одинаковым уважением отношусь и к ушедшим, и к оставшимся. Раз решали уйти, то и надо было или уйти, или оставаться. Оказалось, однако, несколько экземпляров, которые сумели в одно и то же время и уйти, и остаться, получив овации с ушедшими и сохранив выгоды с оставшимися. Шатерников ушел как приват-доцент, и был восхвален газетами и почтен адресами, – и остался как ассистент, получив возможность доканчивать свои работы в лаборатории. С тех пор он стал мне противен, и в прениях в комиссии я не удержался по его адресу от резких нот. Говорил резко и против формалистики и официальной бумаги. Директор обещал уладить дело, созвав в скорейшем времени совет, а для удовлетворения бюрократического вкуса Шатерникова достать, по крайней мере, копию с журнала заседания Думы. О прогрессивные головы – в душе своей вы еще более бюрократы, чем вся наша бюрократия, на которую вы так нападаете!

27 ноября. Пятница. Начал читать сочинение «Вопрос о происхождении крестьянской общины в исторической литературе», представленное под девизом «Les documents ne peurent jamais fournir que des fragments etc.» (Seignobos)[25] на соискание премии Володи Павлова¹⁷³. Обширная и, кажется, дельная работа. Был на В. Ж. К., где у меня семинарий. В профессорской оживленный разговор по поводу вчерашнего заседания советской комиссии. Сторожев сначала выражал чувства негодования по поводу того пути, которым Герье направил свой дар, т. е. через город, но под натиском возражений М. Н. Розанова тотчас же сдался и согласился, что благодарить, конечно, надо, и чем скорее, тем лучше. С Курсов я отправился в Леонтьевский переулок в писчебумажный магазин Мине за «печаточкой», о которой не переставал думать всю неделю. Радость необычайная, когда он ее получил. Милый мой Каплюшечка, если будешь когда-нибудь читать эти строки, вспомни, как я любил тебя! Вечер весь опять за сочинением.

28 ноября. Суббота. Лекции в Университете о мистицизме Александра и прочее. Вечером от 7 ч. до 12 государственный экзамен на Курсах. Я спросил человек 16 – и по большей части ответы были очень неважные: неточные и неясные. Иногда заметно было отсутствие самых элементарных сведений. Объясняя это пренебрежением к такого рода сведениям в «высшей школе», как сказала М. К. Любавскому одна из курсисток, я задавал вопросы теоретического характера, но и на них получал ответы мало удовлетворительные. Вернулся домой пешком в первом часу ночи.

За последние дни вести с Балканского полуострова крайне плохи. Сербии более не существует¹⁷⁴, французы с англичанами отступили под натиском болгар¹⁷⁵, греческий король Константин в беседе с представителями английских газет упрекал союзников в отсутствии плана и системы, и, по-видимому, это и действительно так. Дело дрянь. Может быть, союзникам и совсем придется уходить с Балканского полуострова, а у немцев уже прямое сообщение с Константинополем¹⁷⁶. Опять появляется такое же подавленное чувство, как летом при наших поражениях.