Дневники 1914-1917

— Все ли тут согласны? — спрашивает Керенский, — я не могу здесь говорить, если не уверен, что тут присутствуют люди, которые готовы назвать мои слова ложью!

— Есть такие, — хором отвечают большевики.

Керенский борется с большевиками, происходит драматическая сцена. Публика, кажется, готова разорвать большевика, кричат: «Где он?» — ищут.

И вот один поднимается и вызывающе смотрит. Потом шум стихает. Большевик садится. А Керенский продолжает говорить о защите родины.

Керенский большой человек, он кажется головой выше всех, но только если забываешь и думаешь, что сидишь в театре.

В действительной жизни власть не такая, она страшная. Эта же власть кроткая, как природа, приспособленная художником для театра.

Потом выходит Чернов, как будто лукавый дьяк XVI века, плетет хитрую речь про аграрные дела, но неожиданные выкрики слов «Категорический императив аграрного дела!» выдают его истинную эмигрантско-политическую природу русского интеллигента, и оказывается, это просто кабинетный человек в Александрийском театре, плохой актер изображал из себя дьяка, мужицкого министра, что это все, все неправда и слова его никогда не будут жизнью.

Так создается это чрезвычайно странное состояние, как в театре: может, каждый из неподвижно сидящих зрителей, каждый в отдельности готов идти за своим Верховным главнокомандующим, но никто не пойдет, когда представление кончится и все пойдут по домам.

Что же такое эти большевики, которых настоящая живая Россия всюду проклинает, и все-таки по всей России жизнь совершается под их давлением, в чем их сила? Многие теперь — и это в большой моде — называют их трусами, но это совершенно неверно. Несомненно, в них есть какая-то идейная сила. В них есть величайшее напряжение воли, которое позволяет им подниматься высоко, высоко и с презрением смотреть на гибель тысяч своих же родных людей, на забвение, на какие-то вторые похороны наших родителей, на опустошение родной страны.

Мы, живущие чувством обыкновенных сынов родной земли, не можем понять, оправдать, вынести всю эту низость человеческой звериной природы. Они могут, они это не замечают, они презирают.

Мы не понимаем и говорим: это не революция, а смута, потому что революция есть этап мировой истории, а смута — это дело домашнее, это китайская революция. Но большевик, настоящий, идейный, он весь только и держится этой особенной верой, что наша революция есть факт мировой, этот новый строитель всей мировой жизни. Вера эта не воплощенная в личность, вера Наполеона, это интернационал, дважды два четыре.

Так воцарился на земле нашей новый, в миллион более страшный Наполеон, страшный своей безликостью. Ему нет имени собственного — он большевик.

Смута или революция.

Вы говорите: это смута, потому что мы ничего не достигаем и все теряем. Но их не страшит потеря, даже полная гибель страны. Нация не может умереть. И если сейчас даже будет торжество капитализма, то ведь это на время, а потом опять пожары. С точки зрения большевика оборона вовсе не отрезается, но она признается фактом обыкновенной жизни, как ежедневная наша пища. Энтузиазм большевика идет мимо обороны, и горе тем, кто противопоставит этому энтузиазму интернационала энтузиазм обороны: это мещане, которые материальность ставят своей конечной целью. Но впрочем, серьезно этот энтузиазм не противопоставлен после царя.

17 Сентября. Предпарламент. Над буржуазией висит, как меч, требование: будь социалистом! Роль советов в провинции была весьма почтенная. Грузин (превосходный гражданин) пожал овации за одну фразу: — Мы, грузины, не будем усложнять без того сложное положение государства немедленными своими грузинскими требованиями.

Типичный митинговый украинец. Белорус с иностранными словами. Земец моховой. Кооператоры. Мусульмане.

Весь этот словесный блуд вертится вокруг земли мужикам и мира солдатам: по отношению к земле говорят, что политика нашего правительства недостаточно определенна, а по отношению мира недостаточно настойчива.

Политические эмигранты, пробывшие несколько месяцев министрами, стали людьми вполне благоразумными, потому что соприкоснулись с живым делом… Представители с мест: дельцы, городские деятели, кооператоры Грузии — все благоразумные, потому что были у дела. И противоположные им люди митинговые: украинец, большевик, белорус с кооператором… Налет хлестаковщины (товарищ Абрам)… Та петля, та квадратура круга — при малейшем дуновении земли она вся разлетается; если бы согласие!

21 Сентября. Хорошо на иностранных языках учиться говорить, если в кармане есть гроши, а как нет ничего, то надо по-русски.

Коалиция на Демократическом собрании была знаком согласия и стремления к единству цели государства, а однородное правительство значило бунт — не революция, а именно бунт.