На Смоленском вокзале мы встречали раненых, нас близко не пускали, и только издали мы видели, как студенты проносили носилки к автомобилям, как в санитарные трамваи шли, спотыкаясь, раненые, особенно жутко было смотреть, как шли раненые германцы в своих сизых шинелях, покачиваясь, прихрамывая, припрыгивая, германцы, враги, враги… все они, русские, немцы, австрийцы сидели в вагонах с красным крестом, в другие вагоны изредка проносили тяжело раненых. Все длилось очень долго там, вдали, где люди казались маленькими солдатиками в какой-то печальной суете — чего они все тут ожидали? Я спросил одну женщину, чего она тут ожидает с ребенком. «Да так…» — сказала она. Ей было совестно сказать, что у нее была надежда своего увидать: и случай редкий, и вагоны закрытые проходят перед публикой на одно мгновение. Вдруг вагоны тронулись и когда проходили мимо нас, то сзади были видны лица с повязками, и вдруг та женщина вскрикнула: «вот он, вот мой!» Узнала своего — и все смотрели на женщину, как она бежала за санитарным трамваем с ребенком в руках.
Я пробрался на вокзал, там, в углу собралась толпа вокруг солдата с ружьем, охраняющего офицерские вещи. Солдат что-то рассказывал, а какой-то длинный в глубине негодовал и кричал: разве так воюют, ох, негодяи, ох негодяи! а мы еще ухаживаем за ними за пленными, бить их надо…
Роман попал в квас. Кютнеры живут в Москве со времени нашествия Наполеона. Роман до того обрусел, что в студенческое время сидел за политическую историю в тюрьме, потом женился на купчихе и полюбил Москву всей душой, стал таким патриотом, так что старые товарищи говорили о нем: Роман попал в квас. Теперь приходят к нему и отправляют в казарму, как германского подданного. С ним в тюрьме все такие же «немцы», до того обрусевшие, что носят ложки за голенищем. К их решетке подходит старушка: немцев посмотреть, какие немцы. Вышел из тюрьмы, хотел доказать любовь к родине, думал: в добровольцы поступить или пустить в квартиру к себе на содержание раненых. Пустил раненых и так этим воодушевился, что даже икону повесил. Стал беседовать с ранеными: одному палец оторвало, другому два, один раньше служил в сыскном отделении, другой в жандармах, и икона оказалась тоже не причем: католики.
4 Сентября.
Любовь к врагу — что это значит? любовь к тому, что у врага есть хорошего, признание, что он, будучи хорошим, творит не зная что? убеждение, что нет существа, вмещающего только зло? Не на этом ли основана и молитва за дьявола? О. Афанасий не находит возможным молиться за дьявола, потому что будто бы дьявол есть абсолютное зло и с ним покончено все. Между тем легенда гласит, что дьявол некогда был ангелом.Дорогой А. П., научите меня понимать чувство любви к врагу человечества, за которого вы находите возможным молиться. Я понимаю христианское «любите врага» в смысле врага бытового, не абсолютного врага, поскольку он не ведает, что творит. Я не знаю источника любви к абсолютному злу и не понимаю, как молитва, значит, действие, может быть направлена к тому, что по существу своему неизменно.