Дневники. 1918—1919

Очередь: вши сыпного тифа переползающие. Протекция — вне очереди. Расспросы на улице где, что. Глубже и глубже гвоздь, что муж на собраниях. Детские дела: детский эгоизм. Хлопоты по дому: печь, угольки и паутинки. Оказание трагедии. Забыли именины Алика. Муж: — Как ты это могла забыть. — Жена: — А ты всех нас забыл, ты только помнишь эти твои собрания. — Да, я помню свое, а ты свое не помнишь. — Свое? А разве дети тебе не свои? — Тебе это ближе. — Нет, я хочу, чтобы одинаково. — Он: — И я хочу, чтобы мое дело с тобой было одинаково, да вот... — Что вот? — Вот я не встречаю с твоей стороны интереса к своему делу. Я прихожу домой, ты уже хочешь спать. — Я рано встаю, а ты спишь до 12-ти. — Да, я ложусь только к утру. — В чем же дело, о чем наш спор? — Мы начали с Алика, что ты забыла день его именин, а я считаю, виновата ты. — Может быть, почему это тебя так сильно волнует? — Потому что? мне кажется, мать никогда не может этого забыть: это основание. Мне кажется, у нас основание затронуто. — Я думаю, больше: у нас не было никогда основания. — Как? — Вспомни, когда мы жили в Петербурге: ведь все 9 лет я тебя не видала, ты приходил ночью, когда я спала, я вставала рано, шла за провизией, а ты уходил без меня. — Но почему ты сказала мне только теперь? Почему ты сразу теперь это все вспомнила и обобщила. — Потому что забыла именины Алика: то забыла, а это вспомнила — что у нас никогда не было основания.

Вторая сцена более сильная — потеря обручального кольца. И так все нарастает и нарастает.

В самой <зачеркнуто: христианской> любви мы подчиняемся неизменным приказаниям толпы. Нам показалось, что мы живем на тысячу веков от себя самих, когда выберем нашу возлюбленную, и что первый подходящий жених есть не что иное, как печать, которую тысячи рук молящихся о рождении налагают на уста избранной им матери.

Несчастье всего нашего существования в том, что мы живем в стороне от нашей души и что мы боимся малейших ее движений.

Нужно, чтобы каждый человек нашел для себя лично возможность жить жизнью высшей среди скромной и неизбежной действительности каждого дня.

Для того чтобы душа наша стала мудрой и глубокой, подобно ангельской, недостаточно мельком взглянуть на вселенную в тени смерти или вечности, в свете радости или в пламени красоты и любви. Такие минуты бывают в жизни каждого человека и оставляют его с пригоршней бесполезного пепла. Недостаточно случая — необходима привычка.

Гораздо важнее увидеть жизнь, чем изменить ее, потому что она сама изменяется с того мгновенья, как мы ее увидали.

Можно быть ни добрым, ни прекрасным, ни благородным среди величайших жертв, и у сестры милосердия, умирающей у изголовья тифозного больного, может быть мстительная, мелкая и жалкая душа. И может быть достаточно, чтобы несколько мудрецов знали, как нужно поступать для того, чтобы все люди поступали так, как если бы и они знали всю истину.

Можно сказать, что единственная тайна нашей души — это красота.

19 Января. Крещенье. Нет-нет и выскочит, и все чаще, у крестьян о весне:

— Вот пока за дорогу, а растопчется, тогда... И свету прибавилось больше часу, перевалила зима на вторую половину.

20 Января. Бывало, пишешь рассказы и себя чувствуешь существующим для переноса жизни в какое-то зеркало Светлой Европы, светила мира, а типографии, издатели, критики литературного общества, кружки и т. д. — все это помощники мои. Теперь все связи разорваны, а та связь, высшая, еще не найдена.

Мужицкий митинг по вопросу международного положения Советской России, косматые головы, бороды, облака махорки — задуха, галдеж, и вдруг протягивается рука с письмом... тысяча верст, нет, сотни тысяч верст! Люблю этих дикарей, и тут какая-то связь:

о н а и эти дикари, все равно, как в детстве Катя Лагутина и американские тигры, дикари и прерии[194].

Доклад о войне и смысл доклада: союзники могут двинуть на нас войной только летом, а до тех пор нужно овладеть Доном, Украиной, Сибирью и добыть хлеба. Решительные дни.

Щель между прошлым и будущим — вот наше настоящее.

Настоящее как узкая щель между прошлым и будущим, настоящее — голод, болезни, прошлое — невозможность, будущее — счастье коммуны:

— Мы пустим тракторы, пустим фабрики, мы преобразим землю.

Возражение неверующих:

— У нас сейчас нет ничего, все создается постепенно, как же мы из ничего сделаем паровые плуги? Мы сейчас берем готовое, созданное прошлым, и в то же время отрицаем прошлое, а нового ничего не создаем.

Голос «трудовика»:

— Как же, из ничего сделаем, как от ничего перейдем ко всему, так перейдем пропасть настоящего.

Амбар холодный[195] и амбар общий. Начало при Керенском: речь Владыкина про общий амбар.

Конец при Ленине: холодный амбар. Этапы земледельца-хуторянина: разорение, холодные амбары, воспаление легких, лазарет и земля.

Доски на театр и на гробы. После доклада оратор приглашает высказаться, и вот гул со всех сторон: «Хлеба нет, керосина нет, соли нет! Сажают в холодный амбар. Амбар! Амбар!..»